Неслучайно точкой притяжения для Знамеровской стали горы. Горы поразили ее и зажгли в ней любовь к себе еще в годы ее юности. Тогда она полюбила их на всю жизнь, съездив в Крым по путевке в дом отдыха[87], а потом пройдя через Крымские горы с экспедицией геологической практики после первого курса Горного института в Днепропетровске[88]. Вначале она узнала горы Крыма, потом Урал, позже Дальний Восток. «Будто обостряется инстинкт вольного порыва в выси, рвутся все оковы и путы, сковывающие душу, и она растет к небу, как горные сосны, как вздымающиеся друг над другом пики скал. Все мелкое, все отягчающее дух делается ничтожным, жалким, остается внизу. Очищаются и чувства, и мысли, и зрение. Упоительна смена широких далей, открывающихся перед глазами по мере подъема. Упоительно вдохнуть полной грудью горный воздух, быть охваченной порывами горного ветра, почувствовать себя частицей великой природы… Но не затеряться в ней, не ощутить свою слабость и ничтожество, а наоборот – осознать в себе ее мощь, ее свободу. И подобно ей, отрешившись ото всего, что не стоит траты душевных сил, проникнуться высоким спокойствием, ясной чистотой, светлым и строгим счастьем бытия.
Меня горы всегда поднимают и обновляют. В этом целительное их воздействие не только на мою душу, но и на мое тело. Даже издали созерцая их, я остро чувствую стирающиеся в повседневных буднях грани между большим и малым, стоящим и нестоящим, мелким, ничтожным, опутывающим нас, предъявляющим на нас права, мучающим, расстраивающим нервы… Попав в горы, я все это сбрасываю с себя, отряхиваю со своих ног, мыслю и чувствую иными масштабами, гораздо более достойными человека»[89].
Знамеровская восхищается горами Кавказа. «Когда извивающаяся лента асфальта змеей вползла в узкие теснины гор, когда тени крутых склонов упали прохладой на нашу машину и небо ушло далеко вверх, став только синей полоской над темными зубцами скал, я испытала то легкое содрогание, которое всегда пробуждается во мне при соприкосновении с величием и силой грандиозного, первозданного мира природы, нигде не ощущаемого с такой непосредственностью, как в горах. Всегда, с детства, горы в моем воображении высились символом чего-то гордого, великого, могучего, высокого, отрешенного от будничности, от мелочности прозы. Конечно, это романтическое представление сложилось прежде всего под влиянием Лермонтова. Но оно осталось затем незыблемым на всю жизнь, определив мою любовь к горам, неизменную и романтическую»[90], – отмечает автор. Эта любовь к горам, безусловно, раскрывает особенности сильного мужественного характера автора с его восхищением романтикой и всем романтическим, «…я романтик и неоромантик. Но такова с детства моя натура. А все особенности своего “я” я всегда стремилась полнее и свободнее осуществить – только так может проявиться человек на нечто яркое и творческое»[91], – подчеркивает Т.П.Знамеровская. «…У меня явно преобладает склонность к большим масштабам и обобщениям, перед которыми подробности отступают как нечто третьестепенное или даже просто скучное и ненужное. И эта склонность обостряется в горах, определяя основные особенности видения. Сам мир, грандиозный и могучий, предстает здесь в соответствии со стремлением к обобщению, к большим линиям и массам, помогая отбросить все, что этому мешает и от этого отвлекает. Видимо, это делает меня склонной также к теоретическому мышлению в науке и к теоретическим обобщениям, порою, может быть, смелым, но не всегда достаточно обоснованным в деталях»