Видимо, кавказские впечатления Знамеровской помогали ей и в истолковании и интерпретации творчества Веласкеса. Как уже указывалось, рукопись книги, изданной в 1978 г., была готова еще к 1966 г. и хранится в Ленинградском отделении ЦГАЛИ (Ф. 122. Ед. хр. 3). В отличие от Риберы, Караваджо, Сальватора Розы и Мазаччо, Веласкес – придворный живописец, человек скорее замкнутый и даже флегматичный, но в нем присутствует та внутренняя несгибаемость и верность своему творческому кредо объективного наблюдателя жизни, которые должны были импонировать Знамеровской. В «Веласкесе» кавказские реминисценции не столь явны. Но можно предположить, что именно Кавказ вспоминала Знамеровская, когда писала о «Поклонении волхвов» (Мадрид, Прадо), что «в ночной сцене Мадонна изображена в виде простолюдинки, закутанной в платок и держащей на коленях плотно завернутого ребенка. Это усиливает конкретную жизненность сцены, происходящей в декабре, когда даже в Андалусии достаточно холодно, особенно ночью»[79]. Или когда описывала «Севильского продавца воды» (Лондон, Эпслихаус): «…картина полна вдохновения. Она говорит о живом чувстве благословенной прохлады в тяжкий зной под глубоким навесом, о священной свежести чистой воды, от которой запотел стакан, о живой симпатии к изображенным людям, об уважении к горделивой осанке старика, пронесшего высокое человеческое самосознание сквозь долгие годы испытаний и лишений»[80]. Или когда смотрела на конный портрет Бальтасара Карлоса (Мадрид, Прадо): «В соответствии с возрастом инфанта Веласкес выбрал и момент суток, и определенный период в жизни природы. Картина изображает раннее весеннее утро. Синеватые горы покрыты снегом, белый туман поднимается из глубины долины. Освещение холодное, серебристое. По небу несутся серо-сизые облака с белыми краями. Кажется, зритель ощущает свежесть того ветра, который развевает гриву и хвост пони, играет розовым шарфом инфанта, гонит облака и проносится со свистом среди пустынных, диких просторов пейзажа. Картина отличается исключительной правдивостью и красотой колорита»[81].

Таким образом, книгами Т. П. Знамеровской, появлявшимися начиная со второй половины 1950-х годов, мы обязаны в том числе и Кавказу.

Знамеровская много пишет о своем презрении к обывательщине и ее ценностям[82]. Всеми силами души она ненавидит то, что считает мещанством: мелочность, погруженность в материальное, в быт, в пустую трату жизненных сил и времени. У нее чаще всего не складываются отношения с представительницами ее пола, которые волею судьбы оказываются ближе к земным, материальным проблемам. Тем более что Знамеровская была для многих «белой вороной», «чудачкой», порывающей с законами жизни своего пола.

Еще в юности Знамеровская поставила себе две основные цели: найти любимого человека, соединить с ним свою жизнь и стать искусствоведом. Первую цель она осуществила и стала женой П.С.Чахурского, сделавшего ей предложение руки и сердца еще в 1931 г. В том же году они и поженились. И жизнь их была не простой, но счастливой, о чем Знамеровская много пишет в «Только о личном (страницы из юношеского дневника. 1928–1931)» (в Рукописном отделе РНБ эта рукопись называется «Юношеский дневник»)[83] и в воспоминаниях «Любовь и жизнь. Первая часть»[84]. Что же касается второй цели, здесь все было сложнее. Она окончила Горный институт, работала, потом поступила в университет, завершила обучение в нем (с перерывом на военные годы), поступила в аспирантуру, защитилась, была принята на кафедру истории искусства в качестве преподавателя. К 1950 г. и эта цель была достигнута. Знамеровская – необычайно волевой и сильный человек! Но, видимо, после того, как цели были достигнуты, наступило состояние некоторой опустошенности. Об этом можно догадаться только по стихам того времени. Внешне, скорее всего, это никак не проявлялось. Как человек, умеющий себя сдерживать и напрягать свою волю до максимального предела, порою Знамеровская, наверно, переживала состояние упадка. Так было в детстве после разочарования в религии