* * *

Гуси – кочевые птицы. Заложено в природе, говорят. То-то, я гляжу, с наступлением осени наши становятся совсем самостоятельными. Уходят рано утром на свой прудик пастись, и все, целый день их не видно, приходят вечером поесть только. Мне кажется, если я перестану их кормить, они подумают недельку для приличия и отправятся на юг. Пешком. Летать-то они все же не умеют. И вот они приходят такие на юг, там уже, естественно, у всех птиц налаженный быт – кладовки разные, пуховые лежбища. А наши заходят, впереди гусак, за ним Серушка, еще две жены и семь детей:

«Здрасьте, где у вас тут переночевать? А то так есть хочется, что пух повылез». Начнут рассказывать, конечно, как я у них яйца отбирала, ограничивала свободу и вообще всячески лишала достоинства. Ну фурор произведут точно. Какая-нибудь цапля вообще свалится с ноги от зависти – вот в деревне-то жизнь, кормят с рук дважды в день! А потом посидят, подумают недельку и назад пешком. Потому что юг югом, а патриоты – в хозяйку.

Есть у наших гусей и недруги. Собаки, лисы, ласки, даже хорьки – эти дракулы животного мира. Но хорьки все же чаще нападают и выпивают кровь из кур, а гуси великоваты для них. Вот летом гусак пропал. Самый задиристый. Который даже на меня шипел. Наверное, лиса. На рассвете прокралась, хвалить начала, Крылова цитировать. Прямо стоит эта сцена перед глазами…

А спустя три месяца лиса утащила второго гуся. Сделала подкоп под забор соседки, пролезла, начала гонять гусей, троих ранила, кровища на снегу, перья – следопыты установили: следы борьбы. Поймала самого молодого, съела голову и шею, а остальное закопала в листья: приду завтра и доем. Гуси в шоке, трое вообще не выходят теперь из своего домика, остальные ничего, держатся, сжав когтистые лапки в кулачки. Но в деревне ж так: где-то прибыло, где-то убыло. Этой же ночью у другой деревенской жительницы овца разродилась – трое ягнят. Черненькие, со звездами во лбу. Не знаю, легче ли от этого гусям, но сходила, рассказала, держитесь, говорю, не будьте овцами духом, будьте как львы.

* * *

С гусями этими я когда-нибудь точно завоюю научный мир. Может, даже премию получу какую-нибудь. Научную. По генетике. Нет, я не сильна в генетике, но, когда природа сама подбрасывает открытия, ты только успевай-записывай, и премия, всемирная слава и легкая неприязнь толпы – у тебя в кармане. Итак, очередное открытие. Оказывается, любовь к людям у гусят не приобретаемая со временем, благодаря заботе и своевременному питанию, а генетическая – передаваемая от старшего поколения к младшему. Ab ovo, как говорится. Как я об этом узнала? Опытным путем.

Надо сказать, что наши гуси нас любят не особо сильно. И дело не в том, что они каждый раз что-то начинают подозревать ближе к Рождеству. Просто достались нам гуси от соседки по деревне. То есть изначально они любили ее, а нас считали кем-то вроде мачех: «Жить-то мы к вам переехали, но сердце наше вы не завоюете никогда».

И гусята у наших гусынь рождались такие же – с легким презрением. В целом к подобному раскладу мы привыкли, не жаловались – пусть гуси сами по себе, мы сами по себе. Нейтральные отношения взаимовыгодны (с некоторыми перегибами ближе к Рождеству). А тут вдруг вздумалось мне взять яйца для инкубатора у нашего местного фермера, который тоже держал гусей и жил с ними в мире и дружбе.

Так вот, не поверите, но, когда через двадцать восемь дней в инкубаторе из яиц вылупились гусятки, они были не только чудо как хороши, но полны любви и доверия. Я не сразу смогла это вместить, я не привыкла к тому, что при виде хозяйки пушистик весом меньше ста граммов впадает в эйфорию: «Мама, мама! Наша большая бескрылая мама!»