по двадцатикратной цене. Шустрили фарцовщики и кидалы.

Внутрь эту шушеру не пускали – на дверях стоял милиционер. Вход строго

по паспортам моряка и специальным удостоверениям.

В маленьких залах «Альбатроса» всегда многолюдно. Многие приходили как

в музей – просто поглазеть. Лишь немногочисленные счастливцы небрежно

отсчитывали у кассы беленькие бумажки.

Бутылка прекрасного армянского коньяка (такого уже не попробовать никогда)

стоила рубль, американские джинсы – семь. Островок благополучия и

товарного изобилия – один на весь город.

Выходя из магазина, счастливый покупатель попадал в ласковые лапы

«фарцы». Ему предлагали продать приобретенное или купить то, чего не было

в магазине. Короче, пытались наколоть. Приобрести «располовиненные» (одна

штанина), ловко упакованные джинсы – обычное дело. Смотреть не давали —

«фирму нарушишь!» Я сам приобрел красивую белую рубашку, украшенную

многочисленными «лейблами». Когда дома сорвал целлофановую обертку,

обнаружилась огромных размеров вьетнамская майка. Такие продавались во

всех магазинах по три рубля дюжина.

***

Моему другу на Пасху позвонила знакомая. Будучи религиозной, она

спешила всех поздравить и быстро протараторила в трубку:

– С праздником вас, с Великим праздником! Царствие вам небесное!

Манила, 1978 год

В конце семидесятых Манила – вполне американский город. С небоскребами,

хайвеями и кока-колой. Азия проявлялась лишь в маниакальной склонности

манильцев к украшательству автомобилей. Чем старше автомобиль, тем больше

на него навешивалось побрякушек. На капоте дряхлого, времен Второй мировой

войны «виллиса» я насчитал шестьдесят шесть фигурок Будды. Машина

походила на огромного, перепачканного цветными красками ежа. Таких развалюх,

оставшихся после ухода оккупационных войск, в столице Филиппин великое

множество. Впрочем, война в стране в то время еще не закончилась.

Я прилетел в Манилу из Багио – главного города острова Минданао. Это

самый южный и самый большой из Филиппинских островов. Там шли бои за

независимость, стреляли и взрывали. Меня это не касалось.

Я первый раз за границей.

Так получилось, что мне не пришлось «первый раз ступить на чужую землю».

С трапа парохода на филиппинский берег меня вынесли на носилках.

Первые впечатления – чужие, совершенно ошеломляющие запахи.

С диагнозом «сильное внутреннее кровотечение» меня поместили в

отдельную палату городской больницы. Хирургическое отделение переполнено,

люди лежали в коридорах, но для советского моряка выделили большое светлое

помещение. В углу поставили раскладушку – на ней поселился молодой

улыбчивый филиппинец. Потом выяснилось, что он специально прилетел из

Манилы – охранять и вообще…

Судно ушло продолжать рейс. Перед отходом второй помощник принес

валюту и огромное количество устных инструкций. Главная – я советский

человек и должен вести себя соответственно. Поэтому я вел себя соответствен-

но – отказался от Библии. На вопрос, верю ли в бога, ответил:

– Я верю в коммунизм!

Вылечили меня быстро. Уже на четвертый день, вечером, Мигуэль – так

звали моего охранника – улыбаясь, пригласил прогуляться.

– Пайдем город?

– Можно?!

– Можна.

Уговаривать не пришлось. Я надел просторные брюки фабрики «Сигнал»,

положил в карман триста двадцать песо. Это был не просто первый выход в

город – это был поход за джинсами.

Джинсы – культовая вещь в сознании советского человека. В магазинах

не продавались, у спекулянтов стоили безумных денег. Я мечтал о штанах из

голубого коттона так же страстно, как о первой любви.

Давао – небольшой городок. Торговая улица одна – ярко освещенная,

гремящая рок-н-роллом. В первом джинсовом магазине испытал шок. Вот