А вот кедров и пихт Геродот пока не заметил. Да и откуда этим горным деревьям взяться на пологом берегу Тирской равнины? Их царство находится дальше к северу и выше – на склонах Ливанского и Антиливанского хребтов.
К концу третьего дня плаванья показался Тир. Город рыбаков, моряков и купцов, словно шапка из опят на пне, накрыл два небольших каменистых острова, отделенных от берега проливом шириной около пяти стадиев.
На острове Геракла теснились верфи, сухие доки, башни для засолки рыбы, красильни, а вдоль берега протянулась рыбацкая деревня. Труженики моря: рыбаки, ныряльщики за морскими огурцами, сборщики мурексов, вязальщики сетей, а также корабелы, якорщики и плотники всех мастей ютились в лачугах, кое-как слепленных из кусков белых кораллов, крупных раковин и скальных обломков.
Над пригородными трущобами стелился чад от уличных очагов, стекловаренных печей, смолокурен и коптилен. Протоптанные дорожки сбегали сквозь кусты жимолости к самодельным причалам, завесам из сохнувших на распорках неводов, вонючим кучам распотрошенных мурексов и рыбьей требухи, вытащенным на камни плоскодонкам.
На острове Астарты высился окруженный мощными стенами акрополь Тира. По склонам холма под прикрытием стеновых башен взбирались изящные колоннады святилищ, стройные портики поместий, круглые в основании толосы и строгие пропилеи общественных зданий.
Храм Мелькарта Тирийского приковывал взгляд своей величавой строгостью. Святилища Баала Фасийского и Эшмуна Тирийского казались меньше размером, но при этом выделялись на фоне сложенных из серого доломита построек городского Тира почти снежной белизной.
А вот небольшие часовни братьев Кабиров, бога смерти Решефа, бога мирового порядка и охранителя царских законов Мисора, а также семерых дочерей Эла и Астарты совсем терялись среди высоких многоэтажек с плоскими крышами.
По берегу в тридцати стадиях от пролива, словно зубы дракона, торчали изгаженные бесчисленными поколениями чаек черные обсидиановые скалы, на фоне которых стелы и склепы некрополя, выточенные из податливого для резца ракушечника, казались белыми заплатами.
Гужевая дорога вела в обход печального города мертвых к купеческим складам, выгульным дворам для скота, а также ремесленным мастерским – эргастериям.
От старых домов материкового города Палетира, возведенных несколько тысячелетий назад, остались лишь заброшенные фундаменты, за которые цеплялись кусты скальной розы.
Толстая бронзовая цепь со звеньями шириной в локоть безвольно обвисла на столбах мола, позволяя торговым кораблям с зерном или ремесленным сырьем беспрепятственно заходить в южную Египетскую гавань.
Спустя несколько дней они уходили из Тира, нагруженные драгоценной древесиной, дорогущими пурпурными тканями, стеклянной посудой, а то и кипами библоса. Геродот на глаз измерил длину мола – получалось не меньше четырех стадиев.
Корабль Харисия долго петлял по внешнему рейду, стараясь избежать столкновения с такими же нетерпеливыми морскими скитальцами, как он сам. Кроме того, опасность для него представляли огромные каменные блоки волнореза, о которые с громким плеском билось море.
Броски лемба по гавани прекратились только после того, как Харисий принял на борт элимена портовой таможни, вручившего мореходу тессеру с номером очереди к причалу в обмен на афинское серебро.
Тем не менее борьба за право войти в тирскую гавань на этом не закончилась. Потрепанные штормами, с облезлой краской на скулах и выгоревшим на солнце парусом разномастные торговые корабли старались без очереди протиснуться в проход между боевыми пентеконтерами под персидским флагом.