Неоднократно плававший в этих водах Харисий описал Геродоту озерную область Гадариду, которая простирается от Азота до Иопы. Со слов морехода, в некоторых из этих озер вода по естественным причинам отравлена настолько, что в них не водится ничего живого.

Скот, выпив такой воды, теряет шерсть, а рога и копыта отваливаются сами собой. В других озерах, наоборот, водится рыба, прекрасно подходящая для засолки.

В Гадариде встречаются также дымящиеся вонючие солончаки, из которых египтяне издревле добывали жидкий асфальт для бальзамирования своих покойников.

Еще он рассказал, что в глубине Гадариды зарождается горный хребет Иехуды, который по мере протяжения к северу становится все выше и выше. В подтверждение своих слов мореход указал на одинокую гору в восточном направлении от Иопы.

Берег неожиданно сделался лесистым. В сторону Пелусия потянулись груженные бревнами широкобортные баржи под широким прямоугольным парусом.

Египтяне называли такие вместительные корабли библскими тяжеловозами, эллины гаулами, а финикийские мореходы, давно освоившие морской путь до богатого металлами и самоцветами Таршиша, что возле Геракловых столбов, тартесскими стругами.

Кумбы, тащившие за собой на тросах длинные вереницы плотов, такие легкие и быстрые в одиночном плавании, в качестве буксира казались неповоротливыми и тихоходными. Харисий объяснил слабую тягу кумб тем, что на пути в Египет им приходится бороться с сильным встречным течением.

Над лесом плясали черные нити дыма из куполов для отжига древесного угля. Стоило ветру изменить направление, как кристально чистое небо замутилось, а в нос ударил отчетливый запах гари.

Следующую остановку пелусийская флотилия сделала в Аке. Над Хайфским заливом окаменевшим левиафаном возвышалась гора Кармел. Геродот вспомнил, что в одном из папирусов дельфийской библиотеки эта скала называлась Мысом Зевса. Берег к северу от города снова забугрился желтыми дюнами.

В Аке от флотилии отделились барисы, прибывшие за стекольным песком. Они сразу поплыли к грузовому причалу, в то время как остальные корабли направились в торговую часть гавани. Чтобы пришвартоваться, им пришлось с трудом протискиваться между стоявшими на внешнем рейде финикийскими боевыми пентеконтерами.

Посоветовавшись с Харисием, Геродот решил повнимательнее присмотреться к персидскому флоту. По заверениям морехода задержку в порту всегда можно объяснить внезапно открывшейся течью в обшивке.

Вскоре Харисий вернулся от эпимелета с известием, что Ака считается портом, где собираются купеческие корабли из Египта и Карт-Хадашта для совместного плаванья вдоль Палестины.

Поэтому из Аки почти каждый день выходят флотилии в северный финикийский город Арвад с остановками во всех крупных портах на побережье. А значит, в одиночку плыть до Библа по кишащему пиратами Финикийскому морю им не придется.

Тогда Геродот просто спустился по сходням и уселся на швартовочную тумбу. Грыз фисташки, сплевывая под ноги шелуху. Время от времени равнодушным взглядом поглядывал по сторонам.

Но про себя повторял, чтобы лучше запомнить: «Тридцать мулов, двадцать быков, сотня овец, три сотни паломников…»

Геродот когда-то условился с гиппархом Лигдамида Меноном именовать состав вражеских армии и флота в своих донесениях подставными словами из крестьянского быта.

После неудачного покушения на тирана Галикарнаса фарсалец неожиданно оказался не его верным псом, а связником Кимона. И к тому же опытным разведчиком. Так с тех пор и повелось: конь – это овца, пеший копейщик – это паломник, триаконтера – мул, пентеконтера – бык, сатабам