Не остались незамеченными три нагруженных сеном, зерном и вяленой рыбой гиппоса. Пересчитал Геродот и запряженные быками телеги, которые подвезли к причалам бухты корабельных канатов из прочного библоса, рулоны парусины, еловые доски обшивки, связки прочного букового крепежа – шипов, нагелей, втулок, а также штабеля свежеструганных ремонтных наборов из ясеневой древесины, мешки с медными гвоздями, запасные весла из соснового дерева, пихтовые хлысты для реев, якорные камни с торчащими из них дубовыми рогами…

Галикарнасец просидел на пристани до заката. Со стороны он походил не то на скучающего в поисках случайного заработка поденщика, не то на одинокого скитальца, который лениво выбирает в гавани попутный корабль.

Едва солнце закатилось за вершину горы Хар Мерон, как Геродот поднялся по сходням на борт своего лемба. Забравшись в носовую рубку, он плотно задернул занавес, после чего при скудном свете масляной лампы по памяти нацарапал на нескольких глиняных черепках секретные сведения. А когда закончил, туго завязал мешок и поставил поближе к выходу из рубки, чтобы в случае тревоги можно было легко выкинуть его за борт.

Харисию галикарнасец поставил новую задачу:

– Идем в Тир.

– Зачем?

– Возницы на двух подводах оказались эллинами с Кипра. Я по говору понял… Болтуны не учли, что среди портовых зевак тоже могут оказаться эллины, поэтому открыто трепались о чем ни попадя. Так вот… Акская флотилия идет на соединение с тирским военным флотом. Оттуда финикийская армада отправится патрулировать Египетское море. Я этих сволочей всех пересчитаю в Тире… Потом пойдем в Библ. Но из Библа на восток уже без тебя двинусь, так что твоя задача – передать Периклу мое донесение. Я в Библе перепишу все на папирус… Не подкачаешь?

– Сделаем! – уверенно ответил мореход…

Стоя на палубе проплывающей мимо Аки кумбы, Шамаим внимательно вглядывался в акваторию гавани. Казалось, даже раскрашенный карлик-патек на форштевне ищет деревянными глазами афинский лемб. Однако хорошему обзору мешали выстроившиеся в ряд финикийские боевые корабли.

Он ведь хотел пристать для проверки причалов, но Абад в обычной для себя ворчливой манере заявил, что в порт не сунется. Вон у прохода между пентеконтерами жмутся купцы, пытаясь проскочить к пристани. Ты ведь сказал – в Губл, значит, в Губл! Не хватало еще в этой толкотне поломать чужое весло, хлопот потом не оберешься…

Шамаим нехотя согласился. Ему оставалось только проводить удалявшийся берег напряженным взглядом.

«Все в порядке, – успокаивал он себя. – С чего бы это афинянину менять порт назначения… Фортегесий что ищет? Папирус. А значит, здесь ему делать нечего… Зато прямая дорога в Губл»…

От Аки побережье считалось уже финикийским. Геродот знал, что эту многострадальную землю египтяне более тысячи лет назад сначала обложили данью, а потом и подчинили своей власти.

Триста лет спустя по южным областям Финикии прокатилась волна филистимлян, в то время как с севера наседали хетты и амореи. Затем приморскую страну топтали сапоги ассирийцев, вавилонян и, наконец, в нее вторглись персы.

Пелусийская флотилия неторопливо пробиралась вдоль берега.

Когда корабль Харисия поравнялся с городом Экдиппа, галикарнасец наконец увидел знаменитые финикийские кипарисовые рощи. Огромные деревья тянулись вверх не меньше, чем на пятьдесят, а то и на все шестьдесят локтей.

С песчаных сопок приветливо махали разлапистыми ветвями пинии, дубы мощными корнями удерживали ненадежные кромки обрывов от обвала. По светлым скалам двурогого Белого мыса карабкались заросли можжевельника.