– А-а! – вопила Доротея, катясь по склону и ударяясь о кочки. – Свинья безмозглая! Ой! Это ты меня столкнула! А, черт! Ну ничего, сейчас я выберусь, тебя на куски покромса-а-а-а!..
Доротея рухнула как раз на то место, откуда ее выкопала Клара.
– Сейчас… Подожди, получишь у меня… – Доротея, пыхтя, снова пыталась подняться, но у нее ничего не получалось. Казалось, ноги не хотели ее слушать.
– Да что такое со мной! – Доротея уставилась на свои безвольно вытянутые конечности. – Чертовы ходули!
Она принялась колотить их обломком какой-то палки.
– Дьявол! Я их не чувствую!
– Конечно. Тебя, похоже, во время взрыва не только контузило, но и парализовало, – раздался спокойный голос сверху. Клара стояла на краю обрыва, скрестив на груди руки, и сердито смотрела вниз.
– Это ты меня угробила, скотина! А ну быстро вытаскивай меня отсюда! Чего, оглохла, что ли?
– Да нет, со мной-то все в порядке, – Клара пыталась сохранять спокойствие, несмотря на выходки Доротеи. Она понимала, что с подругой случилось несчастье и понадобится изрядная доля терпения, чтобы помочь ей. – А вот у тебя крыша поехала – это точно. Не буду я тебя доставать. Ты пока внизу лежала, смирненькая такая была – все «му» да «му». А теперь вот лучшего друга поливаешь. Ну и лежи там.
Клара развернулась и сделала вид, что собирается уходить.
– Подожди, подожди! Вытащи меня отсюда!
– А волшебное слово?
– Бегом, овца!
– Все, ухожу!
– Черт! Перепутала! Вытащи калеку – христом богом прошу! Я тебе отработаю – носки твои стирать буду! Трусы! Койку заправлять, горшок выносить…
(Надо заметить, что любой подлец, попавший в безвыходную ситуацию, готов на последние унижения, только чтобы его выручили.)
– Тьфу! Да не нужно мне ничего стирать. Как же ты изменилась…
– Вести себя буду – как мамзель в бляманже! Вот те зуб! Маникюр-педикюр, плиз-мерси – все путем! Мамой клянусь! Сморкаться только в занавески! Веришь?
– Верю… – неуверенно сказала Клара.
– Кайф! Давай-ка, сеструхайло, выцарапывай меня отсюда! А стирать точно не надо?
– Да не надо мне ничего… Доротея… – казалось, что после этих обещаний Клара стала еще печальней.
– Ну и зашибись!
Через несколько минут Клара снова появилась на краю ямы. Доротея теперь устроилась у подруги на закорках. Вредная старуха улыбалась во весь рот, и было заметно, что во время катастрофы она лишилась одного переднего зуба, отчего стала похожа на уголовницу. Доротея насвистывала через эту дырку какой-то дурацкий мотивчик, и по всему было заметно, что сидеть на чужой шее ей очень даже нравится. Клара потащила ее, прячась за домами, подальше от Главной площади. Если бы Доротея не была так занята собой, она могла бы услышать, как Клара бормотала себе под нос сочиненный в этих невыносимых условиях стишок-кларик:
Глава вторая,
в которой рассказывается о том:
– почему почтальоны нарушают правила дорожного движения;
– следует ли газете пахнуть сыром;
– сколько лошадиных сил в пожилом подъемном кране;
– зачем барашку седло.
Почтальон был единственным человеком в Большом Городе, который не соблюдал правил дорожного движения. А все потому, что он разъезжал на своем фургончике в такую рань, когда на улицах еще не было ни души. Уже в четыре часа утра он отправлялся с почты, груженый пачками газет. Вообще, хотелось бы посмотреть на человека, который придумал выражение «четыре часа утра». Наверняка, то был грибник. Они всегда стремятся уйти в лес пораньше – как будто пытаются застать грибы еще сонными, чтобы те не успели разбежаться. Для грибников утро, возможно, и наступает в четыре часа, но нормальному человеку представить, что в это время можно уже играть в прятки с грибами, очень трудно. У негрибника в четыре часа еще продолжается глубокая ночь. Тем более после празднования Нового года.