Это была она. Это была любовь. Он уверен в этом.

Она была…

Да. Он был с этой девушкой в «неделю». Но был одним из многих, что пользовались ею до, и после него.

Он пытался с ней поговорить, но она или не поняла его, или не захотела понять. Сан Саныч искал с ней встречи. Она забеременела и исчезла.

Он любил её, горевал о ней, не спал ночами, плохо ел.

– Думаю, что – да. – Ответил он Городу.

– Люди растоптали любовь, – продолжал Город. – Они её развратили, превратили в сплошной половой акт. Но самой большой убийцей любви, любви с большой буквы, стала Война. Все в итоге сводится к ней. Она убила в людях все хорошее, выявив их наихудшее качества. А раньше… Раньше писали стихи о любви, песни о любви, целые книги о любви.

– Ты читал хоть одну книгу о любви, полковник? – спросил Город.

– Нет, – сказал Сан Саныч. – Только военную литературу.

– Вот видишь! – Сказала радиола со скрипом старого динамика. – Слышал ли песню о любви?

– Да. Только что.

– Нет. Раньше. В молодости? В зрелости?

– Нет.

– А стихи? Как их было много. Великое множество. Но каждый был хорош по-своему. Сколько слов принадлежало любви. Поэты кидали слова ей под ноги, целовали любовь в губы и пили сладость её губ, и описывая блокноты, тетради, листы. В мечтах они проносились сквозь расстояние и время к своим любимым. А сколько написано о несчастной любви?! Да было и такое. Разбитые сердца и безутешные вздохи. Нежелание жить без любимой. Уйма самоубийств. – Радио помолчало. – Сейчас ничего нет. Ать, два, левой, левой. Вот и все.

Полковник молчал. Он пытался представить, что лишает себя жизни из-за ТОЙ девушки, но не мог. Это для него было не мыслимо.

На улице прозвенел звоночек, и газета упала на порог. Сан Саныч поднялся со стула, чтобы забрать её, но Город его остановил.

– «Не нужно», – сказал он. – Я тебе все расскажу.

Сан Саныч снова сел.

– Только после музыкальной паузы, – и Город хихикнул.

Песня о войне. Как всегда (за исключением сегодняшнего утра).

Война.

Везде и повсюду.

Что мы скажем нашим детям

Когда матери пойдут на войну.

Что мы сделаем к черту,

Когда женщина станет войной

Каждый грамм металла

Должен чувствовать в себе сталь

Бог мой сколько витков

Соберет в себе это спираль5

– Прямое включение, – объявило радио. – Сенат.

Сан Саныч чуть не упал со стула. Прямой эфир из Сената! Вот это новости!

Послышался голос. Говорила женщина. Это Смирнова, сообразил Витренюк и стал слушать.

– Сейчас мы прослушаем доклад товарища Кормилова. Прошу.

Раздался шелест бумаги, кашель и Кормилов начал:

– Как сообщалось вчера, последний мост взорван. Последняя нить с остальным миром, по которой к нам можно было пробраться. Этим мы хотели обезопасить себя от врагов. Река заминирована, – он помолчал, – мы списали это на террористический акт наших врагов.

«Так это Сенат, – подумал Сан Саныч. – Это они взорвали мост».

– Но, – продолжил Кормилов – то, что случилось этой ночью, заслуживает особого обсуждения. В шесть часов утра городской патруль, проезжая по обычному маршруту мимо казармы №251…

…За рулем сидел Спилберг. Он был эмигрантом с высшим военным образованием, и на родине, в городе Ноу-Йоке, единственном цивилизованном месте на севере Амики (бывшей США), ему пророчили блестящее будущее. Великолепную военную карьеру. Но пристрастие к бутылке и высокопоставленным дамочкам привело его на виселицу. Его влиятельные друзья устроили ему побег и эмиграцию.

Здесь он был простым патрульным…

Нет. Он был живым патрульным!

А что лучше: быть живым патрульным или мертвым капитаном?

Он выбрал первое.

Этим утром, проезжая по обычному маршруту мимо казармы №251, со своим напарником, коренным Горожанином Весненко, Спилберг не заметил ребят на вышках. Обычно они махали друг другу в знак приветствия. Этим утром вышки пустовали.