Должно быть, со стороны я звучал крайне неуверенно. Через мгновение всеобъемлющий гул, наполнявший эту комнату, прекратился, и начав массово ползти по стенам, полу и потолку все тени приняли такое положение, что оказались аккурат либо надо мной, либо напротив меня. Вытянутые силуэты смотрели на меня с немым укором, у них не было глаз, они не могли использовать мимику, но я чувствовал, что своими позами они выказывают всю полноту своего пренебрежения в мой адрес. Через пару мгновений раздался гомерический хохот, казалось, что еще чуть-чуть и все здание рухнет под его напором.

– Кого вы нам привели?! Это ничтожество едва ли справится с дворовой псиной! – раздалось с одной стороны подвала. Собравшиеся явно не видели во мне даже равного им, чего уж говорить о чем-то большем.

– Если вы намеревались оскорбить нас, приведя сюда это недоразумение, то у вас отлично получилось. – кажется, это свалилось на меня с потолка. Я не могу точно определять источник каждого оскорбления в мой адрес – их было слишком много и слишком многими были они сказаны.

Я застыл на месте, не способный им ответить – мой голос попросту затерялся бы среди этого шума. Я просто ждал, пока все это закончится, и я смогу раз и навсегда покинуть этот душный подвал, не оставив в своей памяти места для этих событий.

Мое спасение пришло оттуда, откуда я его мог ждать меньше всего. В одночасье на полу возник сгорбившийся низкорослый силуэт, я сразу смекнул, что он был чем-то вроде почтенного старца в этом странном обществе. Хохот и возгласы сразу же стихли, все тени словно уменьшились в размерах, чтобы бы никто из них не был выше этого старика.

– Как вы можете проявлять такое малодушие к человеку, который доверился нашим собратьям, не поднял их на смех, а, напротив, уделил свое время и пришел сюда, посочувствовав нашей проблеме. Я разочарован в вас! Я буду говорить с этим юношей, остальных же попрошу сохранять тишину.

Несмотря на явное недовольство, пропитавшее речь этой сгорбленной фигуры, в его голосе не было злобы, не было и этого знойного наставнического укора. За этими бранными словами я отчетливо слышал безграничную любовь к своим собратьям и заботу о них. Если бы тени могли иметь черты лица, то передо мной стоял бы глубокий старик, у которого никогда не сходила бы тонка, едва заметная улыбка, давным-давно похороненный под собственной печалью, который дорожил окружающими больше, чем дорожил собой. Он был привязан к ним, хотел верить, что их формы наполняют только самые добродетельные черты, а вместе с тем понимал, что им на него глубоко все равно, понимал, что никогда не получит от них и трети того, что отдает им каждую секунду, но эти безликие силуэты, эти невежественные, ползающие по поверхностям темные пятна были единственным свидетельством его собственного существования, существования такой же бесформенной тени, желавшей быть чем-то большим. От этих мыслей мне почему-то стало тоскливей обычного.

– Прошу извинить моих братьев, – старческий дрожащий голос прервал мою задумчивость. – Я очень благодарен вам за оказанную нам честь. Итак, если вы не против, предлагаю нам обсудить дальнейшую участь всех, кто здесь собрался.

– Да, разумеется, буду рад.

– Полагаю, вы уже знакомы с нашей проблемой?

– Мне сказали, что вы разбрелись по всему городу, и что вам необходим своего рода лидер, который сможет всех сплотить вокруг себя.

– Хм, – задумчиво протянул старик. Я почувствовал, что его слегка обеспокоили мои слова. – В сущности это лишь часть проблемы, я бы сказал, что эта проблема носит духовный, если так можно про нас выразиться, характер, но есть и другая неприятность – с недавнего времени мы начали делиться.