Госпожа Фуко уже битый час вертелась перед зеркалом, самым честным критиком и лучшим другом. Держа свечу в одной руке, она проводила другим по своему лицу и причитала:

– Неровные…Ну разве нормально иметь для девушки такие волосы…С длинными мне тоже было не лучше…Сплошное уродство вместо носа – Мария приговаривала это с очень спокойной, почти деловой интонацией. Не было в ее голосе ни разочарования, ни вздохов.

– Уродина! – вдруг воскликнула она. – Никакая я не героиня романа. Уродина… – ее слова прервались всхлипами, нагрянувшими из ниоткуда.

Поставив свечу на комод, Мария стала метаться по комнате. Дурная привычка, которая, впрочем, хорошо помогала справляться ей с нарастающей паникой. Когда Мария ходила, то почему-то чувствовала себя намного спокойней. Ее мысли уходили куда-то за пределы обыденного, и она очень быстро забывала о причине своего расстройства. Ходьба ослабляла мертвую хватку истерики.

Когда же она садилась, то все мысли исчезали в секунду, а нарастающее сердцебиение отдавалось даже в горле. В ее голове беспорядочно возникали несвязные образы: разбитая ваза, порванное платье, ссадины на руках. Каждый раз одни и те же. Мария знала, что если будет сидеть слишком долго, то растает, исчезнет, проглотит саму себя без остатка. Она, конечно, считает это по-своему драматичным, но какая тут драма, если никто этого не увидит?

Мария заметила, что комната стало медленно заполняться лунным светом, и тут же кинулась задергивать шторы. Ей и так плохо, а тут еще и эта проклятая луна удовлетворяет свое похабное любопытство. Не существует большей наглости, чем безучастно смотреть, как плачет девушка. Даже небесным телам такое непозволительно. Особенно им. Своим холодным светом они как бы говорят, что выше всего этого, что им нет никакого дела до тебя и твоих проблем, а сами они просто убивают время, коего у них бесконечно в запасе. Луна не очень-то любит своих отпрысков.

– Да уж, все совсем не как в книгах… – задумчиво протянула Мария и улеглась на пол, закрыв лицо руками.

Она ощутила, как жар ее тела постепенно спадает, и ее с ног до головы обкатило волной спокойствия. Мария провалилась в полусонное состояние и воспоминания, воспользовавшись этим, пробрались в ее голову.

Совсем маленькая она стоит в углу зала, в котором проводится прием. Лицо горит от стыда, а в груди от гнева. Проходя дальше, она замечает, что остальные девочки ее возраста, ухмыляясь, тычут в нее пальцами и перешептываются. Она прикрывает рукой лицо, по которому уже потекли слезы. Мать окликает ее, и Мария убегает в ее сторону, заткнув уши пальцами. Луна за окном сегодня поранилась, и кровь уже растеклась по ее лицу. Фонари жалобно смотрят в ее сторону, но ничем не могут помочь. Праздник вступил в свои владения и подгоняет плетью всех собравшихся.

– Ужасный день. – сказала Мария вслух.

Действительно, ужасный день. Ничем не лучше того, который запомнился ей вчерашним. Как бы она ни пыталась, ей не убежать от чувства, что она проживает неполноценную жизнь. Словно кто-то неумело слепил ее из воска, оставив кучу неровностей и изъянов, словно она постепенно тает и теряет даже то подобие формы, что у нее когда-то было. Беспорядочно плавающие воспоминания, порой лишенные всякой связности, призрачные, чужие. Путающиеся мысли и холодный пот по ночам. Каждый раз, когда Мария впадала в беспросветное отчаяние, сулящее только один конец, она словно выпадала из этого мира и через время просыпалась с ощущением, что ничего этого на самом деле не было. С гадким чувством, что ей снова предстоит вертеть все то же старое веретено.