– Ловок больно, – пробормотал Захар. – Замок ведь.

– Ключ сильней замка, – сказал прохожий.

– А у тебя ключ, что ли, есть? – обрадовался Захар. – Пособи, дяденька. Христом богом… в ножки я тебе…

– Это что. Поклонишься и кошке в ножки, как нужда подойдет. Ты мне про завод скажи – хозяин-то кто? Из помещиков?

– Купец, сказывали, Твердышев.

– Ку-пец, – протянул прохожий. – Работники-то, стало быть, вольные?

– Мы-то проданные, – ответил Захар, – крепостные. А вот заводские которые, те и по найму.

– А ты не на заводе, что ли?

– Мы угольщики, – сказал Захар.

Прохожий кивнул.

– Шуму-то нонешним летом не бывало у вас?

– Oro! протянул Захар. – Намеднись чего было… – Лицо у Захара расплылось от удовольствия. – Приказ вышел – в праздник работать…

– Hy? – спросил прохожий.

– Ни в какую! – радостно заявил Захар. – Вот шум был…

– Ну и что ж? – спросил прохожий.

– Ну и того… порка, стало быть, здо-ро-вая, – протянул Захар.

Прохожий кивнул.

– Порют-то часто у вас?

– А как же? удивился Захар. – Кому и голову бреют да в колодки. А мне вот. – Захар схватился за рогатку.

– Ну, ладно, прощай покуда, иди, куда шел, – сказал прохожий и заковылял через поляну.

Захар шагнул к нему.

– Дяденька, а ключ-то… Сымешь, может?

– Ключ – переспросил прохожий и стукнул себя по кошелю. Вишь ты, не захватил. Ну, ладно. Приходи сюда под вечер сыму… Как солнце вон над той горой будет.

Он повернул Захара за плечо и показал ему на лесистую вершину на западе.

– Гляди, где орел летит.

Где? Где? – спрашивал Захар.

Он послушно задрал голову и долго глядел на розовое небо над горой, но орла нигде не видно было. Когда он обернулся, прохожего уже не было на дороге. Захар испуганно оглядывался во все стороны, попробовал даже окликнуть – «дяденька!», но кругом было тихо, точно человек на деревяшке с мечеными щеками привиделся ему.

– А ну как впрямь лесовик, – прошептал Захар.

Он повернулся и бегом помчался вниз к заводу, размахивая на бегу руками. Про башкирское кочевье он совсем забыл.

Глава четвертая

Домой Захар не вернулся. Знал, что Аким опять уговаривать станет не уходить с завода.

И к ребятам идти не хотелось – задразнят. Запрятаться бы куда-нибудь – только бы день перебыть. И день-то, как нарочно, воскресный. Всюду народ, – куда ни сунешься, все на кого-нибудь наткнешься. Надоело ему по закоулкам бродить, да и проголодался. Он посмотрел из-за угла на порядок, – у их избы никого, подошел, заглянул в окошко, слава богу – пусто, ушел Аким. Он поскорей зашел в избу, – на столе у окна в плошке тюря стоит, и ложка тут же. Аким, стало быть, приготовил. Захар быстро похлебал квасу с хлебом и луком, сунул за пазуху еще ломоть хлеба и побежал. Оно правда, жалел его Аким, а только сейчас неохота ему было говорить с ним – боялся: еще разжалобит, пожалуй, ну и останешься. А этого никак нельзя. Нет уж, решил убежать и убежит, только бы бродяга рогатку снял.

Захар, озираясь во все стороны, выскочил из калитки и зайцем прошмыгнул к сторожке, а там, благо старик-сторож сидел за воротами, прямо по лестнице вверх на башню. Тут уж никто не увидит.

Захар забрался на дуло пушки и выглянул, сколько позволяла рогатка, в узкое оконце. Прямо перед ним весь пустырь от заводской стены до самого леса.

Весело тут в праздник. Со всего завода народ высыпал – и мужики, и рабочие, и бабы. Девки песни завели. Ребята в бабки играют, а которые так гоняются, визжат.

День-то погожий. Хорошо на воле. Так бы и побежал Захар. Да куда ж в ожерёлке? Ишь парни-то что затеяли! Лушке кривой репей за ворот суют, – вот визжит! А другие девки хохочут – рады, дуры. Погодите – и вам достанется. Захар не любил ни девчонок, ни девок и всегда радовался, когда парни дразнили их. Уж он бы натаскал им репья, и крапивы еще. Разогнать бы всех девок, чтоб не вязались.