- Эй, Дамаст, не распускай руки! – не выдержав, с угрозой вскричал Стефан.

Он посмотрел вслед Тавре, которая, молча оттолкнув от себя Дамаста, плавной походкой, полной величавости, вышла из дворика.

Проследив за его взглядом, Дамаст заметил:

- Вижу, тебе нравится эта рабыня, – сказал он и зловеще усмехнулся.

- Зачем ты пришёл? – повернувшись к нему, неожиданно резко спросил Стефан; ему уже не терпелось избавиться от нежеланного гостя.

- Зачем я пришёл? – переспросил Дамаст с наигранным удивлением.

И затем, также притворяясь, что он задумался над ответом, пытаясь вспомнить причину, которая привела его в дом стратига, сказал:

- Ах, да! Послушай, Стефан, и запомни мои слова. Я учёл ошибки, которые допустил мой отец, когда задумал начать борьбу за власть. Похоже, он её проиграет. Но придёт время – и уже я брошу вызов твоему отцу. Или же тебе, если ты станешь его преемником. Ты меня знаешь: уж если я решу, то буду стоять на своём, пока не получу желаемое. А я его получу, клянусь Богом!

- Я тебя не боюсь, Дамаст, – твёрдо отозвался Стефан. – Можешь бросать мне вызов, когда захочешь. Но сейчас я хочу, чтобы ты немедленно покинул мой дом и больше никогда здесь не появлялся.

- Как пожелаешь, – с нарочито равнодушным видом произнёс Дамаст, вставая.

Но в его зелёных тигриных глазах полыхнуло злобой.

9. Глава 9

Горделиво восседая на рослом, золотой масти жеребце, Тавра неслась вдоль ограды загона; в руках у девушки был туго натянутый лук.

Стефан тоже был на коне и старался не отставать от неё, при этом не сводя глаз с деревянного кола с насаженным на него румяным яблоком.

Вот Тавра прицелилась и, не сбавляя скорости, выпустила стрелу. Стрела попала точно в яблоко, легко пробив его навылет. Тавра опустила лук и сжала коленями бока своего коня, заставив того замедлить ход.

- Тавра! – привстав на стременах, прокричал Стефан, разгорячённый скачкой. – Ты не перестаёшь удивлять меня! После всего, что я видел, я не осмелюсь отрицать, что ты воистину рождена быть всадницей! Я восхищаюсь твоим умением общаться с лошадьми и приказывать им, тогда как они повинуются тебе, как верные слуги. Но твоё умение столь метко стрелять из лука на полном скаку выше всяких похвал! Уверен, в ежегодных фарнабских состязаних стрелков из лука твоя победа была бы очевидной для всех...

В словах Стефана не было ни преувеличения, ни – тем более – лести, однако Тавру они ничуть не обрадовали. Она лишь усмехнулась уголками губ – от вновь охвативших её грустных чувств с примесью горечи и... какой-то потерянности. К сердцу подступила уже знакомая боль. Лицо горело от обиды.

Тавра сердилась на себя и вместе с тем была бессильна обуздать злость, которая кипела в её груди.

Она не могла отдать себе отчёта – почему предстоящая женитьба Стефана так её взволновала. Она старалась отогнать мысль о том, что Стефан сможет всерьёз увлечься своей женой, что он сможет, несмотря на скандальные слухи о ней, даже полюбить её, не в силах преодолеть благоговеяния перед её внешним совершенством и очарованием.

Ещё не зная свою соперницу, не видя её рядом со Стефаном, Тавра отчаянно ревновала его к ней.

Конечно, это было ужасно глупо. Как было глупо влюбиться в заносчивого ромея; в того, кто надменно называл себя её господином; в того, чей отец уничтожил её племя, а тех, кто выжил, подверг унижению и позору, надев на них ярмо невольников...

Но, чем меньше дней оставалось до свадьбы, тем крепче, необузданней становились чувства Тавры к Стефану. Её муки, многократно усиленные ревностью, становились уже невыносимыми. Тавра чувствовала себя глубоко несчастной.