Мать Малого и Андрея что-то неразборчиво ответила. Андрей тоже что-то сказал. Малой, рассмеявшись, радостно крикнул: «Говнолин!» Потом мать с дядей Сашей перебрались в спальню. Они говорили тихо, но в детской их голоса раздавались ясно. Мать пожаловалась, что муж ещё не произнёс ни слова, а с его возвращения прошло два дня, и пора бы что-нибудь сказать. Добавила, что он вообще кажется подменышем. Муж и в прошлом году, когда приезжал в отпуск, ходил чужой, но тогда хотя бы говорил.

– А если правда подменыш?

Дядя Саша шикнул. Мать расплакалась и сбивчиво прошептала, что мужу старая одежда не годится по размеру.

– И ладно брюки, рубашки. Но ботинки?! Так бывает?

– Что?

– Чтобы они на размер большие?

– Значит, бывает.

– А если правда подменыш?

Дядя Саша опять шикнул.

– Подменыш не подменыш… Ему дали благодарность за добросовестное исполнение обязанностей, понятно? Благодарность с подписью начальника сектора кому попало не дают!

Мать заговорила о подруге, у которой в командировочном центре посеяли документы. Выяснилось, что муж подруги почему-то числится не как машинист четвёртого разряда, а как «прочий». Вроде бы радостно, что вернулся, но документов нет, и денег не хватает даже на лекарства, потому что «прочим» выплаты по возвращении не положены. Подруга уволилась из магазина, чтобы ухаживать за мужем, и они живут на пенсию тёщи.

– У нас будет так же?

– Не будет, – ответил дядя Саша.

– Мне на заводе отпуск за свой счёт дали, представляешь? Знают, что Валя приехал. Всё равно за свой счёт.

– Нашла чем удивить. Говнари.

– Хлеб у нас пекут хороший.

– Но говнари. Могли и нормальный отпуск дать.

– А дали за свой счёт…

Они ещё пошептались и вернулись в гостиную, где дядя Саша продолжил говорить о пластилиновой стране. Ругался на каких-то ему одному известных людей, но ругался с шутками, и Малой с Андреем отвечали смехом. К вечеру голоса переместились на кухню, опять сделались неразборчивыми. После ужина мать привела Андрея в детскую, закрыла дверь и запретила мучить отца расспросами. Покраснев и нахмурившись, Андрей кивнул.

– Если захочет, сам расскажет. Неужели непонятно? Не надо ничего выпытывать.

– Ты как? – спросил Андрей.

– Хорошо. Очень даже хорошо.

Мать прошлась к столу Малого. Сложила в стопку несколько тетрадей, словно захотела навести порядок, но быстро передумала и, повернувшись к Андрею, повторила:

– Очень даже хорошо.

Мать ушла, и в детскую юркнул Малой. Опустившись на ковёр, окружил себя игрушками и спросил, за что Андрею прилетело. Андрей хотел сорваться, ведь Малой опять трогал спичечный копёр, но сдержался. Завалился на кровать и попросил брата не мучить отца расспросами. Добавил, что отец, если захочет, сам что-нибудь расскажет, а выпытывать ничего не надо.

– Почему? – спросил Малой.

– Неужели непонятно? – Андрей вперился в потемневший на закате потолок.

В коридоре хлопнула входная дверь. Прислушавшись, Андрей догадался, что отец с дядей Сашей ушли. Щель под дверью между детской и спальней осветилась разноцветным мельтешением – мать легла смотреть новости. Без звука, но с самодостаточными кадрами и бегущей строкой. Раньше она новостями не интересовалась, а когда отца три года назад отправили в забой, проводила его на вокзал и первым делом включила телевизор. С тех пор смотрела постоянно, и разноцветное мельтешение под дверью иногда продолжалось всю ночь.

Заскучав с игрушками, Малой взялся за шкатулку. Положил её на колени и спросил:

– В унитазе чёрное видел?

– Это кровь, – отозвался Андрей.

– Папа писает кровью?

– Да.

– А почему она чёрная?

– По кочану.

Отец вчера долго стоял под душем и всё равно вышел какой-то грязный. Мочалка и полотенце почернели, да и ванна перепачкалась, и мать её отмывала, а вот у дяди Саши черноты не было, хотя Андрей у него не ходил в туалет – может, там унитаз тоже чёрный. Отмахнувшись от тревожных мыслей, он спрыгнул с кровати, включил в комнате свет и перехватил у Малого шкатулку.