Рассудил, что жертвовать ногами не захотел бы, даже если бы наверняка узнал, что ему доверят настоящий рыхлитель, хотя в соседнем объявлении поздравляли ампутантов с наступающим Днём всенародного забоя и по случаю праздника обещали двадцатипроцентную скидку на второй протез, тридцатипроцентную на третий, а ещё дополнительную скидку для родных и друзей. Нарисованные в объявлении протезы Малому понравились, такие они были красивые, роботизированные, и он допустил, что ампутантам, если не считать «трудной поры испытаний без прогулок», живётся неплохо. Гулять Малой любил, особенно в городском парке, куда в последнее время его водили непростительно редко и куда с условием, что он без нытья сходит с семьёй в больницу, его обещали отвести сегодня.

Мать сказала, что они с отцом быстренько заглянут к врачу и освободятся. Быстренько не получилось. Пришлось долго ждать в очереди, и дядя Саша увёл Малого подальше от сидевших у двадцать седьмого кабинета людей к запертой и никому не нужной двери тридцать пятого. Под распахнутым окном в конце коридора дышалось легче, и никто не мешал Малому заниматься своими делами, только своих дел у него, собственно, не было. Знал бы, что всё затянется, захватил бы магнитный планшет. Дядя Саша с Андреем куда-то запропали, и Малой крутил коробочку-головоломку, безучастно прощупывал вырезанную в потайной полости шифровку:

У Н4С 3С7Ь 6У9У11133 !!QК4 МR1 !!QМНNМ 3ГQР4 N С748NМ 3МУ Ц837R1.

Больше он ничего не нашёл, если не считать скрепки, которую Андрей ещё на рынке по неосторожности пропихнул внутрь.

Женщина с короткими волосами подошла к двери двадцать седьмого кабинета, и Малой оживился, но женщина лишь захотела послушать, что там, за дверью, происходит. Малой поёжился от одной мысли о врачах с их иголками и ножами. Посочувствовал отцу. Соседка по лестничной площадке давно сказала, что его надо сводить в больницу. Мать не захотела, а сегодня ночью все проснулись от жуткого крика. Кричал отец. Андрей сразу кинулся в спальню родителей. По его словам, отец кричал во сне и так размахивал руками, что едва не зашиб мать. Малой не поверил. Отец не стал бы зашибливать – или зашибивать? – мать. Нет, он бы ничего подобного не сделал даже во сне, а вот простыню обмочил, и она покрылась чёрными пятнами. Отец и раньше пачкал простыни, потому что сильно потел чёрным потом. Теперь испачкал и матрас. Мать расстроилась. Пожаловалась, что матрас не отмыть, повернула его чистой стороной вверх и признала, что соседка права: отцу пора лечиться. Позвонила дяде Саше, заодно попросила сыновей поддержать отца и пойти в больницу.

Малой не понял, чем он, умирая от скуки, поддерживает отца, и уже усомнился, что прогулка по городскому парку оправдает его мучения. Подумал заодно выклянчить у матери рожок «Жачёвского» мороженого. С клубникой, если будет, или с черникой. Главное, чтобы дядя Саша больше не просил говорить всякие нежности. Когда они тарабанили от дома, Малой по его просьбе сказал отцу, что беспокоится и хочет, чтобы у них с матерью всё было пучком. Разнервничался до икоты, но сказал. Отец не ответил, и Малой повторил погромче. Отец всё равно не ответил, хотя в последние дни уже немного говорил – спускался во двор к чёрным, и они что-то тихо обсуждали. Ну как – обсуждали… Перекидывались парой слов. Малому ещё не встречались болтливые чёрные.

Когда отца вели в больницу, прохожие с ним иногда здоровались. Он их не замечал. За него здоровалась мать, и Малой чувствовал, что ей неуютно. Отец постоянно застревал. Отказывался наступать на газон. Там и не газон, а дюжина дохлых травинок, но нет – отец поворачивал в обход по асфальту. Шарахался от припаркованных машин. Пугался картонных коробок на помойке за магазинами. В общем, шёл медленно, как одноклассник Андрея, сломавший ногу и месяца два ковылявший на костылях, только у отца ноги работали и костылей не было. Или вот он вставал на углу дома, и дальше ни шагу. Мать его спрашивала, что случилось. Отец ворочал головой, ничего не объяснял, а дядя Саша вслух описывал, что кроется за поворотом, и отец успокаивался. Или не успокаивался. Вылупливал – или вылуплял? – глаза, и Малой видел, как у него по лбу текут струйки чёрного пота. Старался не смотреть на отца, но смотрел, потому что пытался понять, почему отец вдруг такой.