Овощник не помешал братьям спрятаться за пустыми ящиками и, опустившись на бетонный пол, заняться изучением головоломки.

Коробочка была меньше и легче шкатулки. Никаких кнопок, чёрных пятен или выдвижных стержней. Она состояла из причудливым образом соединённых половинок. На каждой из четырёх сторон одной половинки красовались трапециевидные вырезы, куда входили соразмерные выступы-трапеции другой половинки, но входили неплотно – половинки немного гуляли и открывали щель, впрочем, недостаточно широкую, чтобы разглядеть содержимое коробочки. Из вырезов и выступов получались надёжные замки. Они не позволяли раздвинуть половинки по горизонтали и, разумеется, мешали разнять их по вертикали.

– Как её вообще собрали? – удивился Андрей.

Малой тряхнул коробочку. Попробовал развести половинки силой. Пыжился, пыхтел. Ничего не добился. Отдал коробочку брату. Андрей заметил, что три угла гуляют чуть свободнее. В щели четвёртого, более тугого, различил серебристый блеск – там пряталось нечто вроде металлического штырька. Догадался, что нужно им воспользоваться, и выпросил у овощника скрепку. Постарался, просунув её в щель, надавить на штырёк.

Овощник к коробочке интереса не проявлял. Лишь изредка поворачивался к братьям, улыбался им едва уловимой под усами и бородой улыбкой. Увидев Светлану, вздохнул и о братьях позабыл. Покупатели, пропуская Светлану, расступились. Она жила неподалёку, её многие знали, вот и расступились, а те, кто не знал, безропотно последовали их примеру, ведь, в свою очередь, знали иных женщин, перед которыми все расступались.

– Одного за другим, – Светлана обратилась к овощнику. – Вначале старшего и младшего, потом мужа и среднего. Всех похоронила. Скоро похороню брата. Он каждый день звонит на минутку, но я понимаю, что похороню, даже венки купила. У них хорошие скидки, если покупаешь, а я покупаю, потому что всех похоронила. Вот и брата похороню. Он и сам понимает, поэтому звонит.

Покупатели смотрели на Светлану. Ждали, что она посмотрит в ответ, и готовились посочувствовать, но Светлана смотрела на овощника, и покупатели молчали. Пока она говорила, овощник складывал в пакеты морковь, перцы, помидоры. В Емцах на севере от города, Малиновке на востоке, Отрадном на юге, Ольховке на юго-западе, Головине на западе или каком-нибудь ещё посёлке большие семьи на три-четыре взрослых сына встречались чаще и подобные истории никого не удивляли. Туда приезжал школьный автобус, в него загоняли тех, кому в командировочном центре оформили путёвку, а таких набиралось с полпосёлка, потом почтальоны разносили по семьям гробовые карточки. Обычное дело.

– Я на выплаты закрыла ипотеку, да. У нас ещё автокредит. И кредит на стиральную машину. Младшему в кредит купили телефон. Мне его тело отдали без телефона. Кредит остался, а телефона нет. Я продала украшения, когда мужа собирали, и продать нечего. Если бы телефон нашёлся, я бы продала, но нет ни телефона, ни украшений. И сыновей нет. Я всех похоронила. Одного за другим. Старшего похоронила первым, хотя средний умер первее.

Светлана замолчала, и овощник перестал наполнять пакеты.

– Сейчас чеснок пошёл, только у меня закончился, – пожаловался он. – Вот завтра привезу.

– У меня ещё старый кредит на ремонт, но там уже мало.

Овощник подсунул в пакеты по большому огурцу и отдал пакеты Светлане. От денег отказался. Светлана всё равно положила на ящик с помидорами одну сложенную купюру. Когда она ушла, овощник призвал покупателей не стесняться и набирать овощи самостоятельно.

– Давай сломаем, – предложил Малой.

– Крепкая, не сломается. – Андрей опять подсунул скрепку к металлическому штырьку.