Инка деловито разматывала удочку.

– Тань, – позвала она, – а помнишь нашу первую рыбалку?

Девчонки рассмеялись: тогда они сделали удочку из длинной кленовой ветки, привязали к ней леску с крючком и долго пытались что-то поймать в заполненном водой карьере. Мальчишкам как-то удавалось извлекать оттуда мелких карасей, которые годились лишь на корм кошкам. Девчонки так ничего и не поймали, но радость, свет и смех этого дня остались с ними навсегда.

С тех пор в деле рыбной ловли Инка, можно сказать, преуспела.

Таня побрела вдоль заросшего травой берега, щенок нерешительно смотрел вслед. Она обернулась, присвистнула и побежала. А он только того и ждал, с готовностью ринувшись в игру. Таня резко остановилась и присела навстречу, он добежал и взгромоздил передние лапы на ее колени, а она, чувствуя эту подвижную теплоту и жизнь под своими руками, ласкала и гладила его. Щенок вывернулся, плюхнулся задними лапами в траву, припал на передние, виляя хвостом и требуя продолжения игры. Таня убегала, щенок догонял. Она раскрывала ему объятия, и он благодарно в них падал. Они были поглощены друг другом, а жизнь – прекрасна.

Павел смотрел на них. Откуда она взялась такая? Сколько в этой девчонке было жизни и нежности. И грусти. Она не была красива в его понимании: слишком худая, неяркие черты лица. Русые волосы, длинные темные ресницы… Желая объяснить себе что-то, он попытался припомнить ее мать, какой та была в детстве, и не смог.

Инка выудила несколько рыбешек, мама быстро их почистила, сварила уху и позвала:

– Паша, девочки, идите есть.

Щенок, получив сосиску, устроился в тени.

Поев, девчонки снова плюхнулись в реку. Вода на мелководье успела нагреться. Алка наладилась было снова заныть, но Инка втихаря показала ей кулак, и та, быстро прикинув, что купаться вместе лучше, чем в одиночестве сидеть на берегу, оставила эти попытки до более подходящего момента. Они навозились в воде досыта и выползли буквально на четвереньках.

Когда день склонился к вечеру, стали собираться обратно. Инка с Таней отбежали переодеться, под босые ноги больно подкатывались шишки, толстый слой опавшей хвои пружинил, запах нагретой на солнце смолы обволакивал все вокруг. Девчонки стянули купальники и надели сухие трусики. Инка просунулась в майку и натянула шорты. Таня надела платье, застегнула пуговицы на груди. Лифчики летом не носились.

В ходу у Тани было лишь два платья, которые она выбрала из кучи тряпок, что принесла бабушкина подруга от своей подросшей внучки. Оба из натурального материала, подошли по цвету и идеально сидели, Таня убедилась в этом перед зеркалом. Остатки кучи были навеки заперты в шкафу.

Павел, решивший покурить перед отъездом, заметил про себя, что такого уж давно не носят. И где только она это берет? Но необъяснимым образом платье ее украшало. Таня поймала этот взгляд, опустила глаза и поспешила усесться в машину. Инка сидела рядом, щенок дремал на ее коленях. Павел докурил, захлопнул дверцу и, обернувшись, взъерошил собачонке шерстку на загривке. Щенок завилял хвостом и лизнул палец.

Все ждали, как обычно, Алку, которой мать вытирала волосы. Наконец, Алка плюхнулась рядом с сестрой и, не церемонясь, перетащила щенка к себе.

Как зачарованная, Таня смотрела на руки, лежащие на руле.

Большую часть дня Саша провозился в гараже, куда скрылся еще до завтрака, избегая очередной отцовской воскресной похмельной разборки.

Утром он проснулся от приглушенных голосов в кухне, где мать что-то выговаривала Ваньке. Ее тихий голос словно описывал круги, постоянно возвращаясь к чему-то. Слов Саша не расслышал, но уловил настойчивость интонации. Он встал, потянулся и вышел на кухню. Мать замолчала. Ванька, воспользовавшись возникшей паузой, разом слинял. Мать посмотрела на Сашу, хотела что-то сказать, но не стала.