– Если понадобится, то в Триест. Отдай конец!

Мотор загудел. За кормой по темной воде потянулся светлый след «Тритон» повернулся носом к мосту Академии.

Тем временем леди Диана, сидя у окна своей комнаты, наблюдала за мотором, увозившим Джимми. Джимми отправлялся не для завоевания чаши Грааля[32], а по следам человека, властный профиль которого промелькнул перед леди Дианой. Мягкий тембр его голоса все еще звучал у нее в ушах, заставляя дрожать в ее душе какую-то смутную надежду.

Леди Диана лежала одетая, на своей кровати на низких ножках. Голубое плюшевое одеяло, с вышитыми серебром узорами, было не смято. Лунный свет, проникавший через открытые окна, осторожно поглощал тени комнаты. Уже можно было различить главные силуэты на картине Пальма Старшего[33], стоявшей на золоченом столике у стены и безделушки, блестящие, как ракушки стеклянного аквариума Людовика XIV.

Было четыре часа утра. Джимми еще не возвращался. Леди Диана подавляла свое нетерпение, стараясь уснуть, но сон не приходил ни к ее истомленному, вздрагивающему телу, ни к мозгу, в котором беспорядочно бродили мысли, как дочери Вотана в вечер великих битв. Леди Диана старалась прийти в себя. Но тщетно. Откуда это волнение? Откуда эта непонятная лихорадка? Ведь незнакомец, на которого она обратила внимание, был просто спешащий куда-нибудь венецианец, или проезжий турист, вообще человек, ничем не отличающийся от большинства остальных людей… И все-таки? Много раз за свою, богатую приключениями, жизнь она сталкивалась с красивыми молодыми людьми, существами, зажигавшими внезапные желания в душе чувствительных женщин… Но она никогда не соблаговолила подарить им тайную мысль о них или дар молчаливого призыва. Почему же в этот вечер она ждала так беспокойно возвращения своего добровольного посыльного?

В утреннем рассвете обрисовывались окрестные колокольни. Небо отражалось в спокойной, болезненно бледной воде Большого канала, и на золотых щеках шара таможни мелькали первые лучи восходящего солнца. Вдруг послышался отдаленный шум мотора. Леди Диана вскочила и наклонилась к окну. При повороте у святого Тома, перед дворцом Вальби, скользил «Тритон». Джимми стоял у борта с непокрытой головой. Леди Диана сделала ему знак. Он помахал платком. Скоро быстрые шаги Джимми прозвучали в коридоре. Он вошел в комнату.

– Hy?

– Ах, дорогая, у меня замерзли руки! На воде свежо, вы знаете… Дайте мне немного brandy[34].

– Бедный Джимми!.. Вот, пейте.

Джимми залпом опорожнил стакан, потер ладони и воскликнул полусерьезно, полушутя:

– Досталось же мне с вашей «Беатриче». Следующий раз я найму сыщика; пусть он отправляется вместо меня рыскать по каналам.

– Вы узнали?..

– Подождите, Диана… Дайте мне начать сначала. Вы мне сказали, неправда ли, что таинственная лодка отправилась в сторону святого Марка? Вы только послушайте. Я проезжаю вдоль гавани. Я разглядываю яхты, стоящие на якоре у Морского Клуба, брожу вдоль моста Даниэли. «Беатриче» нет. Я отправляюсь к швейцару гостиницы… Он ничего не знает… Спрашиваю буфетчика в баре… Он говорит мне: «А, лодка, которая так воняет? Она, кажется принадлежит испанскому гранду, живущему в Лидо». Я снова вскакиваю в «Тритон» и направляюсь в Лидо. Не зная проходов, я ошибаюсь и сажусь на мель против островка Сан-Серволо. Замечательное местечко! Там содержался в сумасшедшем доме какой-то ненормальный, завывавший как старая дева у дантиста. Одна из лодок, Эксцельсиор–Паласа, проходившая мимо, заметила мои сигналы и вытащила меня из ила… Сто лир на чай, и я снова в пути и подъезжаю к Паласу… «Беатриче» не видно. Спрашиваю служащих; сторож говорит: «А, моторная лодка с черной звездой? Она была здесь вчера вечером. По-моему, она принадлежит оптовому торговцу железом из Триеста». На всякий случай я поднимаюсь в Эксцельсиор, осматриваю террасу, бар, танцевальный зал и возвращаюсь на моторе обратно к главному порту Лидо. Никаких следов испанского гранда-торговца железом. Лакей гостиницы говорит мне: «А, лодка, которая мчится, как адская машина? Мне сказали, что она принадлежит богатому египтянину, который временно живет во дворце Сивран. Мне не оставалось ничего другого, как повернуть обратно в Венецию и разыскивать на Большом канале палаццо Сивран, чтобы, наконец, установить точно личность этого испанского гранда-торговца-египтянина. Час был не совсем удобный, чтобы беспокоить обитателей палаццо. На мое счастье там было маленькое собрание, – человек шесть-семь, сидели на балконе первого этажа. Они наблюдали, как я кружился под их окнами. Один из них любезно окликнул меня: