– Прости Дрона, он же, правда, не со зла. Молодой, тупой, – проговорил он с просящей интонацией. – Ну хочешь, я ему врежу, так, что мало не покажется?

– Нет, – покачала головой Ляля.

Драки личного состава строго запрещены. Наверняка всякое случается, и дерутся, и лица бьют, и тёмные устраивают, и такое бывает, особенно на передовой, о чём гражданским никогда не расскажут, но становиться причиной конфликта и неминуемого наказания Ляля не собиралась. Переживёт как-нибудь… Не маленькая. Сама в передрягу попала, самой и терпеть..

–Ты это… – Виктор взял руку Ляли в свою, погладил по тонким бледным пальцам, покрутил пару колечек из стерлингового серебра с бриллиантовой крошкой и точно такую же тройную цепочку с подвесками на шее, – штучки эти убери. Понятия не имею, сколько это стоит, если дорого, может навести на всякое… Что фонд Калугиным курируется – не тайна. А здесь, сама понимаешь, генералов не жалуют.

Ляля задохнулась от ужаса, уставилась на капитана, который спокойно отвечал на её взгляд, продолжая крутить колечки вокруг пальцев.

– Не бойся, – вздохнул он. – Не нужно. Хочешь воздухом подышать? – предложил он, явно чтобы сменить тему.

– Командир не разрешает, – вздохнула Ляля.

На улицу они выходили. Всегда в сопровождении, обязательно в защите, в отличие от той же Даши, которая себя бронником и каской не утруждала. Шныряла от медсанчасти к основному блиндажу в штанах с футболкой или спортивном костюме, словно на прогулку вышла.

– Там тихо, – подбадривающе улыбнулся Виктор.

Ляля кивнула, соглашаясь. На самом деле ей не хватало солнечного света, она страдала в душном помещении, пропахшем едой, мужским потом, запахом пороха и едва заметной гари. Конечно, в светлице не стоял этот удушающий запах, больше пахло шампунем, гелем для душа, дезодорантом, но всё равно отчаянно не хватало воздуха, особенно, когда долго была запахнута штора.

– Алексей ждёт с обедом, – вспомнила она, что Виктор жаловался на голод.

– Подождёт, – небрежно ответил он, застёгивая на Ляле бронежилет.

Они выбрались на свет божий, Ляля с видимым удовольствием вдохнула свежий воздух. Надвигался вечер, опускалась влажность, но как же приятно было дышать и видеть бесконечное небо, точно такого же цвета, как глаза Виктора.

– Пойдём, – свернул он по траншее в сторону, куда Ляля ещё не ходила.

Как правило, её маршрут был прост. До медсанчасти – навестить Миху, принести ему гостинцев, поболтать с Дашей. Если сильно повезёт, чем-нибудь помочь, например, делать марлевые шарики – оказалось совсем несложно. Иногда выбирались из ненавистной траншеи, шли метров триста, вдоль куцых засохших кустов до расстрелянного автомобиля и возвращались обратно.

Они поднялись, ничего нового Ляля не увидела. Натянутая сетка над головой, пара разбитых кирпичных строений, почти превратившихся в труху, высокая сухая трава, красно-жёлтая земля, по которой, как позёмка, стелилась пыль.

Дошли до одной из одной оставшейся относительно целой стены – единственное, что уцелело от некогда жилого дома. Жутко смотрелся диван, стоявший по центру развалин, припыленный, но ещё показывающий свой изначальный цвет – светло-бежевый.

– Смотри, – остановился Виктор, взяв Лялю за руку.

Она повернулась туда, куда он показывал. Прямо перед ней, на полуувядших кустарниках, которые кое-где радовали глаз сочно-зелёными побегами, распустились белые цветы, разнося по округе тонкий аромат.

– Здесь дом жилой был, остатки сада, – пояснил капитан, направившись к кустарнику.

Обломал несколько веток, явно собираясь подарить букет. Ляля замерла в восхищении. Последнее, что она ожидала увидеть в этом месте – живые цветы. Это же… это же фантастика какая-то! Ожившая наяву сказка.