Здравые люди могут спросить, были ли в тот период слуги и блюстители исполнения директив верховных властей патриотами своего Отечества? Чего было больше в их умах – фанатизма, недомыслия или тупости? Вероятно, того и другого и, конечно же, невежества и холуйского повиновения. Выслуживались, ходили на задних лапках, только бы угодить и получить похвалу, прибавить себе почёта и, конечно же, на лишнюю тарелку похлёбки.

Знали ли прокуроры, следователи и судьи, что не всякий человек способен облить себя помоями? Налгать на себя и поставить под ложью подпись? А ведь нужно было заставить. Требовали и заставляли честных людей на себя лгать. Для этого Сталин приказал бить и калечить. Били, калечили и убивали в комнатах дознаний. Дни и ночи вымогали одно слово «виновен» и подпись.

После убийства Кирова от сторонников Бухарина и Зиновьева подписей и признаний не требовали. Руководствовались выступлениями, письмами, опубликованными трудами. Их без суда вывозили за город и расстреливали. При чистке армии и флота предание суду и вынесение приговоров, особенно к смертной казни, без признания вины и подписи виновных не допускалось, строжайше запрещалось. Ведь история – беспристрастный обвинитель за человеческие злодеяния не только тех, кто ещё остаётся в живых, но и ушедших из неё, но оставивших о себе печальный след. Вот почему заставляли невиновного человека клеветать на себя: использовались изощрённые способы воздействия на психику и физические силы людей, только бы добиться желаемого и затем со злорадством недоросля рассмеяться: «Ещё один «враг народа» раскололся».

Как печально, некому было подумать о главном. Укрепляли ли органы НКВД Отечество? Или наоборот расшатывали его. Сеяли семена единства народов многонациональной страны или культивировали ненависть, подозрение и озлобление друг к другу.

Бесспорно, укреплялась диктатура непогрешимости человека, названного верховным вождём. Разве в этом нуждалось социалистическое Отечество, стоявшее на пороге нападения на него злейшего врага фашизма?

К утру в камеру ввели Крижжановского. Он был мрачен и еле жив, с трудом волочил ноги. За шестнадцать часов, которые он отсутствовал в камере, его дело следствием закончили и осудили на пятнадцать лет тюремного заключения и пять лет поражения в правах.

Крижжановский начинал трудовую жизнь механиком на буксире «Буг» в Одесском порту. В то время он уже был женат и имел грудного ребёнка. На буксире работала буфетчицей и поваром Ира Бегова. Она была совеем юной и приятной девицей. Вначале Ира симпатизировала, затем стала надоедать Крижжановскому. Она всё для него делала, не отпуская от своего внимания. По словам Крижжановского, он объяснял Беговой, что женат, имеет дочь и что жену он ни на кого другого не променяет. Ирина со всем соглашалась, и однажды сказала прямо:

– Разве я обязываю тебя на себе жениться?

Крижжановский смалодушничал, а когда она забеременела, сказала, не стесняясь:

– Я не думала, что так получится. Теперь ты обязан стать моим мужем и немедленно развестись с женой.

Крижжановский отверг предложение. Пытался откупиться, но был бессилен. Бегова всюду его преследовала и настигала. Он уволился с буксира «Буг» и поступил на сухогруз «Цюрюпинск». Она узнала его новое место работы, продолжала преследовать и мстить.

Когда в 1937 году пришёл запрос на буксир «Буг» из севастопольского НКВД, нашлись люди, которые предложили опросить Бегову, уже ставшую Ириной Ткач. Ткач долго не могла понять, что от неё хотят, но когда разобралась, сообразила, что наступило время окончательного отмщения Крижжановскому.