– Расскажите, пожалуйста, так было в 1916 году? – кто-то спросил из лежавших на нарах.

– Так никогда не было. Пидопрыгору в шестнадцатом году, если бы он повесил портянки на портрет Николая II, суток бы на пять посадили в карцер, при условии, если бы он был офицером. Но так как Пидопрыгора является гражданином, то пожурили бы. Попробовали бы разъяснить: «Ведь так нельзя! Он – царь-батюшка!».

Высказавшись, Сидоров возобновил топтание на крохотном пятачке у двери. Не поднимая головы, он долго думал и неожиданно снова принялся рассуждать:

– Это только подумать – восемь лет тюрьмы. За что?! – он почти закричал, лицо в судорогах задёргалось. – Да поймите же, Пидопрыгора – неграмотный человек. Для него портрет Сталина и вешалка для шляп мало чем отличаются! Это что же, газеты с портретами нельзя использовать в туалетах, выбрасывать в урны? Ну и порядки… Вероятно, скоро заставят молиться на портреты вождей, – он остановился в глубокой задумчивости, долго качал головой, не обращаясь к товарищам, снова возмутился. – Это особый метод террора. Это особый метод запугивания. Этими путями решили заставить молчать, превратить людей в послушную толпу, в стадо животных!

СВИДЕТЕЛЬ БОГДАНОВ ВЛАДИМИР СЕРГЕЕВИЧ

Когда Малюк и Алёхин получили повестки явиться на Пушкинскую улицу в качестве свидетелей, накануне вечером было проведено внеочередное комсомольское собрание 78 батареи. На собрании в числе других вопросов стоял и вопрос «О сожжении комсомольских дел по приказанию бывшего командира батареи Химича». Сообщение сделал член бюро. В своём выводе он предложил собранию объявить Алёхину выговор за нарушение правил хранения комсомольских документов и завести дубликаты вместо утраченных дел.

Батарейный писарь Богданов в это время нёс караульную службу по охране позиции. Узнав о решении собрания, он немало был удивлён:

– Как же так, – рассуждал писарь, – командир батареи приказывал мне сжечь мусор, собранный в шкафу. Комсомольские дела он не приказывал сжигать. И они не сожжены. Они извлечены из хлама и спрятаны. Почему же меня не опрашивают об этом?

Писарь Богданов правильно мыслил. К тому же, он был не только удивлён, но и оскорблён.

После возвращения из караула в казарму он открыл шкаф, посмотрел в журнал боевых действий батареи. Четыре дела, фигурировавшие на собрании, как утраченные огнём, лежали в журнале на том месте, куда он их положил в авральную субботу.

Но когда Богданов узнал, что Алёхину дали выписку из протокола и политрук её заверил, о том, что он получил выговор от собрания за четыре комсомольских дела, которые были сожжены по приказанию бывшего командира батареи, писарю всё стало понятным. Собирался материал для обвинения бывшего командира батареи.

До службы на флоте Богданов Владимир учился на втором курсе юридического факультета заочно. До этого он окончил школу юристов. Призывался на флот из Министерства юстиции СССР, где он работал свыше двух лет. Отец, мать и дедушка работали там же. Семья, в которой вырос Владимир, была интеллигентной, высоко культурной и безупречной честности.

С семнадцатилетнего возраста Богданов – бессменный руководитель комсомола в Министерстве. Владимир знал комсомольскую работу в совершенстве и любил её.

Когда политруком 78 батареи был ещё Задорожный, Химич просил его рекомендовать собранию комсомола батареи Богданова. Задорожный согласился, однако Ткаченко возразил. Комиссар полка дал указание Задорожному избрать секретарём не служащего, а рабочего. Так была отведена кандидатура опытного комсомольского вожака и всплыла на поверхность кандидатура малограмотного, ленивого безынициативного Алёхина.