Голоса костров. Пепел Михаил Николенко

Пленного грубо усадили на стул и стянули с головы пыльный мешок из грубой ткани. Он жадно втянул воздух и наклонил голову вбок до характерного щелчка где-то между шейными позвонками.

– Руки на стол! – сухо приказал человек в длинной серой потрепанной мантии с нависающим над лицом капюшоном.

Пленник осмотрел его прислоненный к стене силуэт и перевел взгляд на обритого налысо юношу за столом перед собой. В желтоватом свете керосиновой лампы явно поблескивали капли пота на его лбу. Молодой человек не поднимал взгляда и тщательно заполнял щариковой ручкой расчерченный лист пожелтевшей от времени бумаги.

– Дикий, давай сразу договоримся, что повторять я не буду! – сказал человек в капюшоне.

– А иначе что?

Человек в мантии отошел от стены и кивнул кому-то за спиной пленного. Один из охранников притянул плечи дикого к спинке стула, второй поднял его туго связанные ржавой цепью руки на стол и прижал их ладонями к исцарапанной столешнице.

– Иначе, – человек в мантии выпустил из правого рукава мантии молоток и, невысоко замахнувшись, ударил им по кончикам пальцев дикого. – Это!

Связанный взвыл и стиснул зубы, медленно и громко выдохнул воздух через нос.

– Поверь, мне это нравится не больше, чем тебе, но такие правила. Это не записывай, – тихо проговорил человек с молотком на ухо бритому писарю. – Итак, имя?

– Я с тобой, падла, говорить не буду! – еще сжимая зубы прошипел дикий.

Головка молотка снова соприкоснулась с уже налившимися кровью ногтями дикаря.

– Это записывать? – уточнил юноша.

– По делу писать будешь, – напряженно ответил человек в капюшоне. – Мне кажется, мы немного не так начали. Меня зовут брат Сергей.

– Не брат ты мне!

Сергей взмахнул молотком и нанес третий удар по уже синим ногтям пленного.

– Кино значит насмотрелся, юморист. Ничего, и не таких ломали.

– Я с тобой говорить не буду, – переведя дыхание после сдерживания болевого стона, повторил дикий и попытался всмотреться в закрытое капюшоном лицо брата Сергея. – Но вот ты скажи мне, зачем весь этот маскарад?

Молодой писарь поднял голову и внимательно всмотрелся в холодный взгляд своего оппонента по столу и ожидающе повернулся к человеку в мантии. Тот молчал.

– Здесь сыро, темно как в, ну ты понял, окно маленькое в самом верху, понятно же, что подвал, а вы мне тут мешок на голову. Зачем? Подвалы у вас только в усадьбе.

Пламя керосиновой лампы чуть заметно колыхнулось, когда в приоткрытой двери появилась еще одна фигура в капюшоне.

– Серег, заканчивай тут, и в приемную его! Старший приказал.

Брат Сергей потер выбритый подбородок и начал раздавать указания:

– Сань, ты свободен! Только быстро. А этого подняли, – он уточнил для охранников, – и через черный ход в зал. Быстро!

Каждый новый шаг по пропахнувшим сыростью подвальным коридорам отдавался болью в коленях пленного. Кровь пульсировала в висках и пробивала током в ногтях, посиневших от топорной работы дознавателя, но остановиться и перевести дух не давали ни два молодых охранника, которые регулярно, казалось, наперегонки подталкивали в спину, ни перевешивающие вперед тяжелые ржавые цепи на руках.

Коридор между комнатами подвала с двух концов освещали факелы, пламя которых играло от нечастого движения засмоленного плотного воздуха. Узник иногда все же замедлял шаг, тяжело вздыхал, но получив очередной толчок в спину, смыкал окровавленные растрескавшиеся губы и продолжал идти.

Один из охранников немного ускорился и толкнул тяжелую дверь перед собой. Второй подогнал дикого очередным пинком.

В открывшемся помещении от самых дверей и до неуклюже застланного вязаными платками кресла за длинным отлакированным столом стояли ровными шеренгами люди, облаченные в тяжелые темные мантии с капюшонами, почти полностью закрывающими лица. Только гладко выбритые подбородки поблескивали, отражая свет керосиновой лампы, стоявшей по центру стола.

– Вы бы хоть дорожку постелили, – дерзко пошутил пленник, которого затолкали внутрь.

Охранник опустил пленника на колени ударом ботинка с заклепками и самостоятельно оборудованными металлическими вставками.

– Заткнулся! – приказал второй.

Некоторые из стоявших в шеренгах повернули головы и бросили взгляды в сторону дикаря, но не найдя чего-то примечательного вернулись в первичную стойку.

Воздух в гостином зале казался чище и гораздо суше подвального. Пленному, наконец-то, удалось перевести дух и не волочить на всем, и без того ноющем, теле эти ржавые оковы.

Мужчины в капюшонах начали о чем-то перешептываться, чуть наклоняясь друг к другу, пока из другого конца зала не послышались скрип двери и медленные шоркающие шаги.

Из полумрака к центру помещения, громко дыша, двигался слегка сгорбленный человек. Сгорбленность подчеркивала его длинная красная мантия, которая натягивалась от самых плеч и тянулась по полу. Добравшись до стула во главе стола, он оперся на него двумя руками, немного постоял, отдышался и, откинув свой капюшон, посмотрел в сторону пленника.

– Здорово, Кирилл! – негромко, но очень уверенно произнес вошедший.

Среди людей в мантиях послышались едва различимые удивленные перешептывания.

Пленный, немного склонив голову, всмотрелся в болезненно отекшее лицо человека в красной мантии.

Время мало кого щадит, но в текущем образе старого знакомого с трудом можно было уловить что-то из прошлого. Некогда кучерявая голова теперь обрита, карие глаза помутнели, полные жизни и румянца щеки скатились и нависали неестественными мешками под скулами. Только упрямо прямой нос с горбинкой почти не изменился.

– Здоров, Калмык! – дикарь слегка ухмыльнулся и добавил, чуть приподняв руки в оковах: – Может обнимемся?

Старик в мантии закашлял и махнул рукой охране, указывая на узника.

Охранники переглянулись и вопросительно вытянули головы к столу.

– Снимите это! – пояснил старик и громко закашлял, прикрывая рот кулаком.

Человек в тяжёлых ботинках резко поднял цепи на руках пленника и, не скрывая удовольствия на лице, максимально болезненно начал снимать путы.

– А теперь вышли, – так же тихо произнес Калмык и, еще раз взглянув на охрану, добавил: – Все! И писаря позовите.

– Я здесь! – отозвался брат Сергей.

– Молодого, – уточнил Калмык.

Пока все присутствующие расходились, охрана сматывала в клубок неприятно побрякивающие ржавые цепи. Кирилл рассматривал чужие ботинки и, незаметно для себя прищурив левый глаз, пытался понять иерархию людей в капюшонах в зависимости от состояния и качества обуви.

Когда в зале их осталось только двое, Калмык жестом пригласил Кирилла к столу, четко указав пальцем на стул на противоположном его конце.

– Обниматься-то будем?

Старик тяжело выдохнул, коротко улыбнулся и медленно поерзал на своем стуле.

– Постарел, – сказал он Кириллу.

– Полысел! – с легкой иронией в голосе бросил в ответ узник и принялся разминать затекшие отбитые пальцы. – А у тебя тут уютно. Факелы, пацаны в шторах. Вот эти вот… интеллигенты с дубинками.

– Как ты? – даже не пытаясь отвечать на комментарии, перебил его старик.

– Сейчас или тогда? – делая длительные разпывы между словами, ответил пленник и начал почесывать свою густую неухоженную бороду непослушными пальцами.

Калмык опустил взгляд на стол и тяжело раскашлялся.

– Хреново выглядишь, Володь, – сочувствующе произнес Кирилл, глядя на задыхающегося от кашля собеседника.

Старик положительно кивнул и выпрямился на стуле.

– Кир, знаешь, а ведь без тебя бы этого не было.

– Ха, – пленник оперся головой на руку и осмотрелся вокруг. – Не сказал бы.

– А ты изменился, – старик снова опустил взгляд на стол.

– Ну так сколько лет? – Кирилл снова принялся разглаживать бороду. – А вообще мы зимами считаем.

– Хм. А ведь, верно, – Володя закашлял.

– Так что надо? Ты же не о прошлом поговорить меня вытащил? – он внимательно всмотрелся в сероватое изрезанное объемными морщинами лицо Калмыка. – Или правильно будет притащил?

Блики от керосиновой лампы зловеще заиграли в замутненных от времени глазах старика.

– Для начала «спасибо» хотел сказать, – ответил сгорбленный старик, но не услышав встречной уточняющей реплики добавил. – За кроликов.

– Все? Я свободен? – с издевающейся ухмылкой бросил узник.

– Ты сильно изменился, – сухо повторился Калмык.

Дверь в углу скрипнула, и быстрым шагом к столу подошел уже знакомый дикому юноша лет двадцати в перешитых тряпочных ботинках, потрепанном синем комбинезоне и с истертой кожаной сумкой на боку. Отдав поклон бритой головой, он несколько секунд простоял смирно, пока, не последовав жесту старика, не присел на стул около центра стола.

– Саша, – Володя представил писаря Кириллу.

Александр слегка кивнул в сторону пленника.

– Так уже знакомы. Пока мне пальцы отбивали, – узник поднял правую руку и начал активно шевелить пальцами, показывая последствия недавнего допроса, – сидел напротив, бумагу марал.

– Такая работа, – тактично парировал писарь и начал раскладывать перед собой новые листы бумаги и карандаши.

– А, – протяжно выдавил из себя пленник и в очередной раз принялся расчесывать пальцами бороду. – Вов, ты зачем их бреешь? – он внимательно рассматривал, как юноша педантично и отточено зажег небольшую керосиновую лампу, так же извлеченную из сумки, и поставил ее немного левее от себя.

Старик громко, казалось со скрежетом, втянул воздух через ноздри и снова закашлялся.