В особом отделе департамента стояли шкафы с делами, которые не имели

права существовать. Они не были закрыты, но и не открывались. Они были

– между. Между законом и страхом. Между правдой и тем, что никто не

хотел узнать.

Он провёл пропуск, зашёл в комнату без окон.

На потолке – лампы дневного света, от которых болят глаза.

Папка с пометкой “CL-01/2005/Not for media” лежала на самом верху, будто

кто-то специально оставил её ближе к нему.

Он открыл. И вспомнил.

Та девочка – Элоиза Дрейк. Тринадцать лет.

Исчезла из приюта. Нашли через четыре дня. В подвале муниципального

склада.

Позвоночник сломан. В глазах – следы ожога. На коже – вырезано «ты

тоже».

Дело не получило огласки. Потому что тогдашний шеф сказал:

– Она не из семьи. Пресса не узнает. Закрой дело как «неустановленный

мотив». Убийца всё равно не оставил следов.

Но он оставил.

И Тейтум знал – он это заметил. Тогда.

На теле был символ – почти незаметный. Знак бесконечности, вписанный в

контур ладони.

Такой же, как у новой жертвы.

Он закрыл папку.

И тут его взгляд упал на лист, вложенный внутрь. На нём – короткое письмо, машинописное, на жёлтой бумаге.

«Ты знал.

Ты молчал.

А теперь я буду говорить за тебя.

Каждая следующая – будет тебе напоминанием.

Когда ты вспомнишь всё – будет поздно.

– A»

Подпись: только одна буква.

А.

Он ехал домой, не включая фары. Улицы были серыми от дождя и тяжёлыми

от раннего тумана. Внутри всё снова сжималось. Слова в письме били точнее

любого допроса.

Он не рассказывал об этом деле ни Зои, ни себе. Он отказался помнить.

И теперь кто-то вспоминал за него.

Когда он вошёл в квартиру, Зои сидела на полу и читала старые отчёты. Она

даже не подняла головы.

– Ты знал про Элоизу, – сказала она.

Он сел рядом.

– Я знал. Но не всё. Я видел символ. Думал – ошибка. Думал —

совпадение.

– Ты не дурак, Тейт. Ты боялся.

– Да.

– А теперь он хочет, чтобы ты не боялся. Он хочет, чтобы ты помнил.

– Он хочет, чтобы я почувствовал ту же боль. Только без крови. А она будет.

Ночью он снова увидел сон.

Длинный коридор. Стены – чёрные. Пол – зеркала. Он идёт босиком. За

спиной – детский голос. Поёт. Не слова, а звук. Протяжный, как боль.

В конце коридора – дверь. Металлическая. На ней – та же надпись: «Ты

тоже».

Он открывает.

Внутри – он сам.

Маленький. Лет шести.

Сидит на полу. И рисует ножом на бумаге. Что-то круглое. Похожее на лицо.

А рядом – взрослый. Без лица. Только руки. Они держат зеркало. И

направляют.

Маленький Тейтум смотрит на себя.

И улыбается.

И говорит:

– Ты же не забыл?

Он просыпается в крике. Взмокший. Сердце колотится, будто пытается

вырваться наружу.

Зои рядом. Она не спит. Она держит его за запястье, как в ту ночь.

– Видел? – спрашивает.

Он кивает.

– Что было на двери?

– «Ты тоже».

– Значит, мы близко.

– К чему?

– К началу, – говорит она. – А убийца хочет, чтобы мы дошли до конца.

В то утро он открывает ноутбук. Вводит имя: Элоиза Дрейк.

Вылазит всего две записи. Обе удалены. Одна – случайно сохранённый

фрагмент форума. Кто-то спрашивал:

«Что случилось с девочкой из приюта на Ривер-стрит? Я видел, как её

искали. Потом полиция сказала – ложная тревога. Но у нас в церкви

говорили, что тело нашли. Только не говорили где…»

Вторая – статья. Без даты. Без автора. Только заголовок:

«Некоторые дети исчезают навсегда. Но кое-кто умеет возвращать их… по

частям.»

Он понял, что это не просто убийства.

Это письма.

От прошлого.

К нему.

ГЛАВА 3

(Реконструкция. Погружение. Первые вспышки того, что нельзя забыть.) Склады в Индустриальном районе давно никому не нужны. Деревянные

панели отсырели, крыши обвалились, а вокруг них – поле стекла и забвения.

Здесь никто не строит, не чинит, не проходит. Здесь только помнят.