– Ты не хуже моего знаешь, что предначертано – исправить нельзя. Сколько от судьбы не беги, аккурат, в то место и прибежишь. Лишь идя ей навстречу, можно что–то исправить, сам так учил всех. А теперь что? – Бежана посмотрела на него с укором.

– То есть, мне тебя не уговорить? – обреченно выдохнув, проговорил собеседник старухи.

– Мы не можем прятаться вечно. Она – это новая жизнь. Она – ключ к этой самой жизни. Только она может все изменить и восстановить, и пытаться жить в этой иллюзии защищенности – значит, не спасти в итоге никого, Семен, – старуха положила руку ему на плечо и осторожно заглянула в глаза.

Мужчина посмотрел на, стоящую рядом Бежану с сомнением, и, обреченно вздохнув, проговорил что–то негромко, почти шепотом. А я, пытаясь это расслышать, сделала еще шаг ближе. Но наступила на сухую ветку, которая с таким звонким хрустом треснула, что они оба, в одно мгновение, оглянулись и вопросительно уставились на меня.

– Не думала, что ты проснешься так скоро, Годана, – усмехнулась старуха и, повернув голову к своему другу, она снова обратилась ко мне. – Это Семен. Мой старый друг.

– Не такой уж и старый. Разве, что варить придется долго. И то, если смогут меня догнать. Да и, чтобы скрутить, придется применить недюжинную силу, – засмеялся мужчина.

Приятный, и голос завораживает, чувствуется в нем теплота. Его карие глаза просто излучали доброту! Но, вместе с тем, он вызывал во мне чувство надежности и, какой–то удивительной силы.

– Доверять можешь только мне и Семену. Чужих людей, неважно, где и как ты их встретишь, лучше сторонись. Позже я постараюсь тебе объяснить – почему, – старуха обратила мое внимание на себя. И снова повернулась к своему собеседнику. – Мы закончили на сегодня, Семен. У нас с Годаной есть дела. И да, ты б подорожника притащил. Она раны заживляет, да и лапти девчушке не помешали бы. Не в твоих же старых ей всюду таскаться.

Я опустила глаза, смущаясь, и взглянула на поношенную огромную обувку, неумело подвязанную веревкой.

– Как скажешь, – вздохнул мужчина и добавил негромко. – Только обдумай все еще раз. Небезопасно здесь более.

Он снова взглянул на старуху с такой тоской, что у меня защемило сердце. Потом повернулся ко мне, подмигнул и сказал, улыбаясь.

– Увидимся позже, маленькая красавица.

Я хотела возразить ему, что вовсе не красивая. Вот моя мама – самая настоящая красавица! А я ничуть. Но женщина со вздохом покачала головой, глядя на меня и поучительно проговорила.

– Красивой станешь, когда вырастешь. Не волнуйся, твоя красота только зарождается. Дай ей время. Всему в жизни нужно время. Сказку про уродливого голубя слышала? – лукаво подмигнула женщина, а я в ответ покачала головой. – Ну ничего, скоро зима, а зимой вечера длинные, тягучие. Будем коротать их, сказки рассказывая. Договорились?

Я удивилась ее внезапной проницательности, но ничего не ответила, лишь кивнула в знак согласия. Мама всегда, почему–то, была против сказок брата. Поэтому, у меня к ним было странное отношение. Смесь баловства, озорства и жуткого интереса, но я решила сохранить это в секрете. И мы молча пошли к дому.

***

“Ну, что за резвушка такая! Сладу с ней нет. Вечно носится не пойми где”, – бурчала Бежана, расправляя растения на деревянном подносе для сушки.

Она терпеливо исправляла работу, недоделанную своей ученицей, то есть мной. Но, когда среди ярко–оранжевых соцветий мелькнул голубой лепесток, терпение старой знахарки, видимо, лопнуло. Я слышала, как она бранилась, и понимала, что нравоучений не избежать, поэтому неслась со всех ног домой.

Годана! Я же просила тебя разложить ясноцвет на солнце! А ты, что сделала? Кто же сушит растения кучками? Годана! Где ты? – сердилась старуха все больше, разбирая цветы по гладкому полотну. – Годана!