Годана. Тайна пророчества Tash Anikllys

Долгий и томный летний день подходил к своему завершению, уступая главенство ночи. Светило клонилось за горизонт, отбрасывая длинные тени. В нашей деревянной хибаре, что стояла на окраине деревни, глубокий полумрак скрывал очертания каждого угла, будто непроницаемый темный занавес обволакивал комнаты.

Отец зажег лучину и принялся мастерить из кожи кошель для сбора цветов. Мама, мурлыча под нос песню, возилась на кухне у большой белой печи. По избе вовсю летел запах свежего хлеба и наваристой мясной похлебки.

“Научи меня, матушка Печь

Накормить всех желающих сытно.

Покажи мне, как хлеб уберечь,

Чтоб пред богом мне не было стыдно…

Ну а ты, котелок, научи,

Как похлебку сварить мне без мяса.

Чтоб не постными вышли харчи…” – доносился из кухни мамин голос.

Мы гурьбой притулились в уголке детской, где Мир снова начал рассказывать свои истории. Я очень любила слушать сказки брата, мечтая о чуде, наверное, как и все девчонки.

– И тогда злой колдун задумал погубить ее, чтобы впитать в себя все могущество самой сильной властительницы. Зависть к величию Вельгалы сводила его самолюбие с ума. Он не мог смириться с ее превосходством.

– Ага. И в землю закопал, и надпись написал, – огрызнулся Мар, мешая мне, как всегда, наслаждаться рассказами брата. А потом продолжил с недовольством. – Что ты заладил – погубить, погубить… Ты же знаешь, что…

Марий не закончил свою речь. Он вдруг осекся и озадаченно взглянул на меня. Я насупилась. Споры братьев возвращали меня из мира грез обратно на землю.

– Ты б до конца дослушал, а не перебивал, – спокойно ответил младший из близнецов. – Если тебе не интересно, зачем мешать сестренке?

– Потому что, не надо забивать ей голову… – попрекнул его Мар. – К чему

это? Я не раз тебя просил забыть о Другомире и всем, что с ним связано! Ради Годаны! Ты хочешь, чтобы этот…

Последние слова вышли слишком громкими и достигли ушей матери. – Сколько раз я вам говорила, не упоминать о зле дома? – пожурила она братьев и испуганно посмотрела на меня.

Я стыдливо поежилась, а Мар сжался в комок, ожидая очередной выговор. Мама была доброй, но если дело касалось ее наказов, шансов для неповиновения не оставляла.

– А ну, быстро по кроватям! – мама почему-то сильно разволновалась, услышав о коварном злодее из сказки Мира.

Мне всегда казалось это очень странным. При любом упоминании о колдуне, у нее была странная реакция – она всегда необъяснимо боялась. Ожидаемо, что перечить ей никто не стал. Мальчишки виновато опустили головы, а я с интересом следила за родителями, пытаясь что-нибудь понять.

 Отец отложил кошель и встал из-за стола.

– Да, полно тебе, Миланья. Это ж просто сказка. Пусть потешатся. Добро и зло всегда рука об руку ходят. Ну, чего ты? Все равно же, шила в мешке не утаить.

– Рано ей… им еще, – отрезала мама, вставая между папой и нами. Потом обернулась к нашей компании и строго повторила. – Я сказала, марш по кроватям!

Мы послушно побрели наверх. Мама шагнула к отцу и прижалась к его груди.

– Мирон, я просто боюсь, – встревоженно произнесла она, всхлипывая.

– Тебе ли бояться? – ласково улыбнулся папа.

– Ты зря недооцениваешь силу слова. Слово рождает магию. А сказки пропитаны ею, как ночное небо светом звезд. Если он только учует ее, беды не избежать.

Остальное я уже не слышала. Мама перешла на шепот, а дверь в ее комнату закрылась. Делать было особо нечего, и я, плюхнувшись в кровать, под трели цикад и сверчков начала мечтать о могуществе прекрасной Вельгалы. И, не заметив, сама провалилась в объятия бога сна ДарсОниса.

***

Пробуждение мое было страшным. Удушливый кашель заставил скривиться от боли. Я открыла глаза. Яркий свет багряного пламени и сизый дым – вот, что предстало передо мной.

Я не сразу сообразила, что происходит, пока жар не опалил мне ресницы.

– Боже! Что случилось? Почему ничего не видно вокруг? – мысли бешенным хороводом крутились в голове. – Это что, дым? Мамочка! Мама, ты где? Почему так шумно?

“Мама!” – в ужасе завопила я изо всех сил и попыталась закрыть рот и нос ладошкой.

Дым заползал ко мне в легкие все глубже, словно змея, не давая возможности продохнуть. Горло продолжало першить от дыма и гари. Я, накрыв себя покрывалом, которым застилала постель по утрам, выскочила из плена огня в распахнутую дверь комнаты и застыла в ступоре. Ужас сковал мне руки и едва не подкосил, дрожащие в коленках, ноги. И даже кашель унялся от осознания происходящего. Это пожар. У нас в доме пожар!

“Дана! Где Дана? Мила, найди Дану! – услышала, как где–то внизу закричал папа. – Ее нужно срочно вывести отсюда!”

Остатки слов заглушило шипение воды на раскаленных углях. Отец боролся с огнем, пытаясь сохранить выход.

“Папа! Я здесь!” – хотела заорать я, что есть силы, но из груди снова вырывался только кашель.

Слезы текли по моим, почерневшим от копоти щекам, и уже не струйками, а ручьями бежали по шее, оставляя на коже грязные разводы. Надо было что–то делать. Ступени вниз превратились в стену огня. Босой их не преодолеть.

– Надо найти способ! – рявкнула я на себя. – Придумать что-нибудь!

Но я, вообще, сейчас не могла думать. Ни о чем, кроме того, что в доме пожар, а я тут одна! И даже пошевелиться не получалось. И на помощь позвать тоже не могла. Выходило только ворочать губами. Так я и стояла в оцепенении, думая лишь о том, что умру.

Но неожиданно стена пламени словно расступилась, как в сказках Мира, и появилась мама. Она схватила меня за плечи, что–то кричала, но я ничего не смогла расслышать. Видела только панику на ее лице.

Мама у меня красивая: высокая, стройная, с черными волосами, заплетенными в толстую длинную косу, которая сейчас была растрепана. Она стояла в одной ночной рубахе. Несколько прядей волос выбились из прически и свисали, как сосульки на нашей бане зимой. Мама такая храбрая и бесстрашная. И огонь, словно страшился ее смелости, отступая перед взглядом зеленых, будто весеннее поле, когда хлеб уже взошел и лежит на ней пушистым ковром, красивых глаз.

Мама стащила меня вниз к горнице. А я, точно зачарованная, думала о своем: “Ну, почему у меня не ее глаза?”

С грохотом рухнула балка, закрывая проход наверх ревущим огненным зверем. Это отвлекло меня от своих мыслей, и я вдруг поняла, что мама положила ладонь мне на голову, что–то при этом нашептывая.

Я хотела спросить, что она делает? Но она снова схватила меня за руку и потянула к окну, стекло которого от огня уже лопнуло и разлетелось осколками повсюду.

– Он нашел нас. Годана, ты должна выбираться отсюда, – она пристально посмотрела мне в глаза и продолжила. – Беги к лесу. Там у оврага ты найдешь тропинку. Иди по ней и никуда не сворачивай! Она приведет тебя туда, куда нужно. Ты должна жить! Должна… Слышишь?

Я же в ответ закричала, давясь слезами, что никуда не пойду одна, что подожду их всех снаружи.

– Годана! Ты должна… Помнишь песню папы?

Я кивнула. Внезапный крик отца прервал наш разговор.

– Миланья! Быстрее!

Мой взор упал на него. Он стоял в центре хижины и голыми руками держал, объятую огнем, балку. Ноги тряслись, из груди уже летел не крик, а скорее дикий рык животного, не желающего сдаваться.

– Так предначертано. Мы встретимся, – мама вытолкнула меня из дома во двор. – Беги, дочка. Скорее!

Ее отчаянный вопль, словно удар хлыста, подстегнул меня. Я побежала, не оглядываясь. Летела со всех ног. Мчалась так, будто скорость их поможет моим родным справиться с огнем. Неслась, не замечая ни камней под босыми ступнями, ни веток, хлещущих по мне в потемках.

***

Не знаю, сколько времени бежала до леса. Наверное, целую вечность. Ночь еще не закончилась, было все также темно, и только равнодушные звезды все так же глядели на меня с небес безучастным взглядом.

Я неслась, не оглядываясь, словно за мной гналась стая гончих псов. Мчалась, сломя голову, почти не разбирая дороги. Гонимая ужасом, я все еще видела отца, держащего балку, и мать в пылающем проеме двери.

“Почему они не ушли со мной? Что случилось с братьями? Откуда взялся этот огонь? Кто нас нашел?” – вопросы, на которые не было ответов, лишь подстегивали меня, словно кнут лошадь в упряжке. Даже представить сложно, как не сбилась с пути в такую темень.

Когда подбежала к оврагу на краю леса, уже еле передвигала кровоточащими, сбитыми о камни и колючий репей, ступнями. Осмотрелась по сторонам. Так темно, что ничего не видно вокруг. Где тут может быть эта тропинка?

Вдруг совсем недалеко кто–то закричал.

“Страшно–то как! Божечки! Может, это филин? Или еще какаянибудь птица… – охватил меня ужас. Я пыталась рассмотреть землю под ногами и, наконец, заметила то, что искала. – Ааа, вот это похоже на стежку. Пойду по ней, других вариантов все равно нет.”

Едва заметная тропинка исчезла прямо на глазах. Я лихорадочно шарила взглядом вокруг себя, но дорожка словно испарилась. С досады захотелось расплакаться.

Но неожиданно, я вспомнила мамины слова о песне отца. Закрыв глаза, я глубоко вздохнула, сосредоточившись. И, знакомый с детства мотив, зазвучал во мне его голосом. Я же стала напевать его вслух, чтобы не было так жутко:

“Путь–дорожка ты лесная,

Дух, что сторожит в тени,

Сила врат переносная

Меня к дому поверни.

Доведи меня до хаты,

До родной моей печи.

Ты расширь все перехваты,