– Элеонора, прошу тебя, – перебил ее супруг, бросив взгляд в сторону детей, чтобы показать неуместность подобных разговоров. – Макс, кстати, приезжает только сегодня, и если он захочет повидаться со своим другом Хаархаусом, то может пригласить его сюда.
– Мне было бы весьма интересно познакомиться со знаменитым африканцем, – сказал Тойпен. – Весьма! Его первая книга мне невероятно понравилась. Апропо, надеюсь, что Макс также решит описать свое путешествие. Его карьере это пойдет только на пользу.
– Пусть он решает сам, папа, дорогой, – возразил Тюбинген. – Насколько я знаю Макса, ему будет стоить некоторых усилий преодолеть свое отвращение к чернилам и перу.
– Отдай ему должное, Эберхард, – вмешалась баронесса. – Письма из Африки были содержательными и весьма увлекательными.
– Весьма увлекательными, – подтвердил граф Тойпен. – Именно они натолкнули меня на мысль о том, что Максу стоит написать о своем путешествии книгу. У него, без сомнения, есть писательская жилка, возможно в ее развитии ему может поспособствовать маленький Клетцель из Грюнау.
– Еще и он, – бросил Тюбинген, а его жена энергично возразила.
– Не стоит, папа, – сказала она. – Библиотека недавно прислала мне один из романов герра фон Клетцеля, поскольку мне хотелось ознакомиться с его творчеством, и могу тебя заверить: я пришла в ужас. Это оказалась в высшей степени аморальная книга, полная фривольностей, к тому же наши добрые крестьяне выставлены в ней мошенниками и преступниками. Мне кажется, что герру фон Клетцелю стоило бы больше заниматься сельским хозяйством, а не производить на свет такие книги.
– Вероятно, книги приносят ему больше, чем поля, – заметил граф Тойпен, пока Тюбинген читал второе письмо.
– Так-так, – сказал барон. – Ну, мальчики, у вас есть повод для радости: наконец-то нашелся новый учитель! Бернд, не надо делать такое скорбное лицо, так тебя разэдак, вы должны быть счастливы, что снова начнутся нормальные уроки! У вас что, совсем нет честолюбия?
В данном случае это и в самом деле было сомнительно, потому что и Бернд, и Дитер сделали совершенно кислые мины.
– Как его зовут, папа? – спросил Дитер.
– Рейнбольд. Очень красивое имя. Попробуйте только его испоганить, как вы сделали это с доктором Клейнехеном! Элеонора, посмотри на рекомендации: они превосходные. Однако же он теолог, а не филолог…
– Ничего страшного, – отозвалась баронесса. – Теология – лучший гарант высоких моральных качеств, нежели филология. Между прочим, пора что-то делать с нашим пастором! В церковь его уже вносят в креслах. Нужно всерьез задуматься о замене.
– Я поговорю с ним, – ответил Тюбинген. – Мне бы хотелось, чтобы он сам изъявил желание оставить место. Хорошо еще, что у него нет семьи, которую надо обеспечивать! Да и нам нелегко будет привыкнуть к новому пастору. Но так больше продолжаться не может, время пришло.
С веранды донеслось робкое покашливание, и говорящие заметили, что инспектор все еще ждет с докладом. Тюбинген поднялся. Для детей это был знак, что им можно удалиться. Мальчики ринулись в сад. Бенедикта с подругами пошла на птичий двор – это было ее царство, где ждали дела. Пара кур сидела на яйцах, ожидалось появление на свет утят, а одна самка павлина была больна.
Тюбинген вынул из кармана часы.
– Ридеке, шапку и палку, – приказал он. – Я ухожу, женушка, но к десяти вернусь. Позаботься, чтобы Макса ждал сытный завтрак. К нему бокал вина: есть за что выпить. Интересно, насколько он загорел и отрастил ли колониальную бородку. Адье!
Он вышел и начал что-то разъяснять инспектору на ступенях веранды.