Завтрак прервало прибытие почты. Этот момент всегда был до некоторой степени праздничным. На веранде раздалась тяжелая поступь старого инспектора Брузе, несущего сумку. Повозка, всякое утро отправляющаяся на станцию с опломбированными молочными бидонами, забирала ее с почты. После этого сумка передавалась Брузе, рапортующему по утрам о положении дел, а на веранде он вручал ее старому Ридеке, который принимал почту с рафинированной тойпеновской улыбкой и с коротким поклоном вручал ее Тюбингену.

Все взгляды были устремлены на черную кожаную сумку с заломами и потертыми углами. Тюбинген держал публику в напряжении. Он медленно положил сумку перед собой и начал искать ключ своих многочисленных карманах. Ключ всегда обнаруживался в последнем из них. Перед тем как открыть замок, барон всякий раз внимательно осматривал сумку и замечал:

– Пора бы завести новую!

После этого почта оказывалась на столе.

Содержимое сумки всегда было в высшей степени интересным. Без конца приходили многочисленные бандероли, которые вскрывались и откладывались в сторону: уведомления, касающиеся удобрений, лотерей, сельскохозяйственных машин, семян, рубероида, рыбного хозяйства, кирпичей и прочего. Также на свет божий извлекались газеты и журналы: «Новая прусская» и «Еженедельник бранденбургского бальяжа иоаннитов» для графа Тойпена, «Почта» для хозяина дома, «До́ма» и «Родник для немецкого дома» для фрау Элеоноры. Наконец, дело доходило до главного – до писем. Трудхен Пальм нетерпеливо заерзала. Она вела обширную переписку. С подругами по пансиону она обменивалась новостями еженедельно, так что не проходило и дня, чтобы девушка не получила письмо на красной, желтой, шафрановой, зеленой или синей бумаге. Одни из них приходили в крошечных конвертах, другие – в узких и длинных, напоминающих сложенную перчатку из кожи шевро. Такое пришло и в тот день. Оно было слегка надушено. Марка располагалась не на привычном месте, а на обратной стороне и была наклеена горизонтально.

– Боже ж ты мой! – поразился Тюбинген, через стол протягивая Труде письмо. – Что это за негодный формат! К тому же мне интересно, откуда у ваших подруг такая любовь к странному наклеиванию марок! Иногда справа, иногда слева, иногда посреди конверта, а сегодня и вовсе с обратной стороны. Такие выходки приводят в замешательство сотрудников почты, штампующих конверты, и их следует избегать в интересах как королевских служащих, так и получателей писем.

На это Трудхен ничего не сказала, а про себя подумала, что герр фон Тюбинген ничего не понимает в языке почтовых марок, который так радует подруг. Например: марка, наклеенная горизонтально на обратной стороне конверта, означала «верна». Разве можно представить себе что-то более чувственное и возбуждающее? Чего только нельзя было сказать с помощью марок – даже очень нежные и совершенно тайные вещи, которые не стоит доверять бумаге. Мисс Нелли получила письмо из Англии, после чего остались лишь два послания для барона, оба некоторой важности. Тюбинген сказал:

– Старый советник Кильман из Шниттлаге пишет мне, что его племянник доктор Хаархаус уже позавчера был у него и ему чрезвычайно хотелось бы поприветствовать и Макса. Спрашивает, приехал ли он уже и не хотим ли мы все вместе заглянуть на пару часов после обеда. Только этого мне не хватало! Кильман с его ост-индскими крюшонницами и холодным пуншем сидит у меня в печенках! Там каждый раз напиваешься так, что наутро голова трещит.

– Не обязательно так усердствовать, дорогой Эберхард, – заметила фрау Элеонора, поглядывая на второе письмо. – Если ты хочешь проявить некоторую умеренность в употреблении алкоголя…