***

Вадим никак не мог заставить себя расстелить постель и лечь спать. Он лежал на диване в своей новой комнате и всё размышлял. Прошлое навалилось разом.

Он вспомнил первый год учёбы в техникуме.

Тупо отсидев, а иногда и прогуляв занятия, он устремлялся в центр города, где бродя по оживлённым улицам, всматривался в бурлящую жизнь вокруг. Проходя мимо витрин, приценивался к элегантной одежде на манекенах, к дорогим часам, печаткам, браслетам в бархатных футлярах. С восхищением засматривался на проезжавшие мимо иномарки, с жадностью втягивал в себя аппетитные запахи, проходя мимо закусочных и кафе. Насладившись городским изобилием, шёл в любимый сквер, где садился на скамейку и, грызя чипсы, листал журналы, жадно всматриваясь в глянцевые фото. В общежитие возвращался в плохом настроении, полностью опустошённый и несчастный.

В ноябре стало особенно тоскливо. С неба сыпал снег, дни стояли серые и промозглые. Осенние ботинки уже не согревали, а зимние из-за ветхости надевать было стыдно. Вадим ёжился в старой курточке и шёл, не видя дороги, по тем улицам, мимо тех витрин, кафе, машин, которые так радовали глаз недавно.

Когда пошёл работать, попал в совершенно чуждую среду. Теперь он был окружён  коллегами – недалёкими и примитивными. Мусоля дешёвые сигареты, в клоунских засаленных спецовках, они рассуждали о жизни. Рассуждали и умудрялись учить его, Вадима жизни, которую сами и не знали. «Что они видели, кроме трансформаторов и проводов? Бред и серость».

Вадим перевернулся на бок и тяжело вздохнул.

Зарплата копейки и то постоянно с задержками! Смысл жить в этом городе, где терпишь постоянно нужду?! Сейчас, живя у Марго, в богато-обставленной квартире, он сильнее ощущал свою бедность.

Было за полночь. На улице бесновалась метель. Вадим лежал и смотрел в окно. Заледенелые стёкла сверкали.

В доме всё умолкло, и вдруг шорох у двери. «Мыши?» Вадим прислушался. «Нет, показалось». Он прикрыл глаза: «Надо бы раздеться и лечь спать».

Дверь комнаты скрипнула. Вадим приподнялся, затем встал и выглянул в коридор. Тишина и темнота. Приглядевшись, увидел, как из приоткрытой двери гостиной просачивалась еле заметная полоска света. Осторожно ступая, Вадим подошёл к двери и заглянул в комнату.

В гостиной полумрак. На журнальном столике горит свеча в подсвечнике. Марго раскладывает карты. Электрический камин, стоявший не далеко от кресла, бросает на её фигуру алую тень.

Сгорая от любопытства, стараясь не шуметь, он вошёл в комнату и присел за столик. Марго будто и не заметила его появления. Она скинула шаль еле заметным движением плеча. Вадим не узнавал, сидящую напротив женщину. Как не похожа она была сейчас на ту Марго, которую он узнал недавно. Та, которая перед ним сидела, словно сошла со старинных портретов, висящих на стенах. Она казалась пришелицей из прошлого.

Не отрываясь, Вадим смотрел на её руки. Она ловко раскладывала старые потрёпанные карты. Камни перстней на пальцах мерцали. Оторвав глаза от рук, Вадим двинулся взглядом вверх, к высокой шее. Волосы зачёсаны за уши. Дуги тёмных бровей приподняты. Чёрные глаза на удивление большие. Вытаращенные. У Вадима похолодело внутри, словно волна хлынула и накрыла. Он видел по губам тётки, что она говорит, а он не слышит. Она говорит, а он смотрит в её чёрные пропасти глаза и не слышит.

– Вадим, тебе не спится?

Голос Марго нарастал, становился громче.

– Тебе не спится?

– Не спится… – Вадим тряхнул головой.

– Всё мысли, думы?

– Да… – Еле слышно отозвался он.

Вадим сидел и отрешённо смотрел на карты, стол, свечу. Он не мог сообразить, как он очутился в этой комнате. Мысль, уснувшая на мгновенье, просыпалась. Когда в глазах затеплился вновь огонёк свечи, он спросил: