И нашла.

Псевдоним. Короткий, но литературный, с намёком на изысканность – P. S. Reyne (из букв имени и фамилии, но зашифрованный, как тайное послание посвящённым). Будто он играл в прятки с миром, оставляя лишь намёки на своё творчество.

Список рассказов: "Последний поезд на Бруклин", "Тени в библиотеке", "Человек, который боялся тишины". Каждое название звучало как обещание, как дверь в другой мир.

Она скопировала название первого, пальцы дрожали, когда вбивала в поиск…

И мир остановился.

Перед ней был его текст. Настоящий. Тот, что он написал. Рука дрогнула, курсор замер над ссылкой. Сейчас я погружусь в его душу… Узнаю, кто же он такой на самом деле. Ведь строки всегда говорят о человеке больше, чем слова. Они вырываются из души, когда разум спит.

Амели нажала читать, первые же строки захватили её, обволакивали, затягивали в водоворот эмоций, которые он когда-то вложил в эти предложения. И с каждой прочитанной строчкой он становился ближе, понятнее, роднее… и одновременно ещё более загадочным.

Было уже так поздно, что ночь за окном стала густой, почти осязаемой, как чернила, разлитые по бумаге. Амели читала текст на ноутбуке, и экран был единственным источником света в комнате – холодным, мерцающим, подчеркивающим каждую морщинку усталости вокруг ее глаз. И вдруг она замерла – будто между строк спряталась молния, и теперь она била её прямо в грудь, заставляя сердце колотиться с непривычной силой. Она не ожидала, что Престон способен на такую откровенность, что за его внешней сдержанностью, за этим безупречным фасадом успешного человека, скрывается целая вселенная чувств и мыслей, которые он так бережно хранил от всех.

Он писал о жизни и смерти, о постоянном диалоге между ними – не как о противоположностях, а как о танцующих партнерах, чьи шаги переплетаются в каждом нашем вздохе, в каждом ударе сердца. "Мы умираем каждую ночь, засыпая, – размышлял он, – и рождаемся вновь с каждым рассветом".

«Боль и радость равноценны – они разные грани одного и того же алмаза человеческого опыта, – пояснял он. – Как две стороны монеты, которую мы подбрасываем каждый день, не понимая, что сама монета – и есть чудо. Слезы после смеха и смех сквозь слезы – вот единственные подлинные эмоции, – отмечал он где-то между строк. – Одиночество – не просто отсутствие людей вокруг, а таинственная встреча с самым глубоким, самым неизведанным собой. Только в тишине собственной компании мы слышим шепот своей души, – размышлял автор. – Все остальное – просто эхо». Его мысли были так просты и сложны одновременно, что Амели приходилось перечитывать каждую фразу по несколько раз, будто разгадывая шифр к его душе, к тем потаенным уголкам, куда он никого не пускал.

Она продолжала читать, хотя на часах было уже три часа ночи, и веки наливались свинцовой тяжестью. Но она не могла остановиться – это было как падение в бездну, где каждое слово тянуло ее глубже, заставляя забыть о времени, о себе, о том, что завтра рано вставать.

Амели почувствовала, как в груди что-то сжимается, будто невидимая рука сжала ее сердце. Она говорила вслух, словно пытаясь осмыслить его слова, вложить их в себя, понять до конца:

– Как интересно… Он отрицает линейность бытия, – шептала она, проводя пальцем по экрану, где замерли его слова. – Для него прошлое и будущее – не прямая линия, а спираль, где всё важное повторяется, обретая новые смыслы. Как в том сне, где ты снова и снова поднимаешься по лестнице, но с каждым разом ступени становятся то выше, то ниже… А смерть – не конец, а новая точка отсчёта, место, где все эти спирали наконец-то распрямляются…