Это тем более удивительно, что Джейн Джекобс не могла похвастаться качествами, которые способствуют почитанию у публики. Начнем с того, что она не была мужчиной. Не была богатой. Не достигла сколько-нибудь значимого общественного признания до тех пор, пока ей не исполнилось пятьдесят. Никогда не была красивой. Не была даже незабываемо некрасивой; немалую часть периода своей общественной активности она была старушкой с одутловатым лицом, в несуразном свитере и кедах. Тембр ее голоса, порой на грани визга, не оказывал гипнотического воздействия. Она не избегала телевизионных интервью или других форм публичности в пользу книг или общественной нагрузки, но никогда к ним прямо не стремилась. После успеха своей первой книги она расскажет, что ей пришлось решать: стать звездой или писать, и она выбрала последнее. Остается только удивляться, как в таком случае она смогла околдовать столь многих?

Они попали под ее чары, я думаю, почти исключительно благодаря словам. Ее слова выражали идеи. А это были не просто хорошие идеи, они были новыми, свежими, увлекательными. Они были сформулированы в ярких афоризмах, подкреплялись несокрушимой логикой и неопровержимыми фактами и были приправлены чувством абсолютной правоты. К тому же многим читателям казалось, что она говорила именно то, что они и сами думали. Может быть, вы тоже совсем не хотели вслед за всеми остальными уезжать в пригород; тоже думали, что это нормально, или весело, или увлекательно – жить среди миллионов незнакомцев, анонимно, в городе. И вот – была леди, которая тоже так думала, понимала это и помогала вам увидеть ваш город и, возможно, даже по-новому увидеть вас самого и освободить вас.

Но было что-то еще: ее слова явно выражали определенную позицию, отражали некоторое восприятие, которое многие находили изумительным, привлекательным и убедительным. Да, она говорила просто, но нельзя оказать влияние на людей за счет одной лишь ясности. Порой ее язык был еще и разрушительным – агрессивным, даже злобным. И демонстративно независимым: она любила ссылаться на здравый смысл и подчеркивать, что не она одна так считает.

В классическом, получившем «Оскар» фильме «Филадельфийская история» есть сцена, где репортер желтой прессы (его играет Джимми Стюарт) и Трейси Лорд, до кончиков ногтей девушка из высшего общества (ее играет Кэтрин Хепбёрн), оба основательно разбитые, вероятно, на пороге романа, шепчутся друг с другом.

– Ты потрясающая девчонка! – говорит Стюарт.

– Думаешь?

– Уверен.

– Спасибо, профессор. Думаю, это не редкость.

– Ты…

– Я знаю много таких как я. Тебе надо больше общаться.

Конечно, каждый кадр фильма, каждое слово, произнесенное Трейси Лорд, каждый взгляд и жест, каждый звук ее мейнлайнского акцента подводят к заключению, что если кто и потрясающий, то именно она, и отрицать это можно лишь из ложной скромности, хотя, быть может, она на самом деле не отдает себе отчета в том, какова она, или в том эффекте, который она производит на окружающих.

Почти через шестьдесят лет что-то похожее на эту сцену произошло с Джейн Джекобс. В 1997 году канадский журналист спросил ее, почему так мало бунтарей, подобных ей. Нет, они существуют, ответила Джейн:

– Вы, должно быть, вращаетесь не в тех кругах, что я. Большинство знакомых мне людей думают за себя, это действительно так. – Но вы замечательная женщина и привлекаете таких людей.

– Не настолько уж я и замечательная. Я медлительная. Я натыкаюсь на них [бунтарей] все время. Я обычный человек[19].

И это такая же ложь, исходящая от Джейн Джекобс, как ложь Трейси Лорд.