– Случайно прихватил с собой! И он для следующей души!

– Вы только капельку истратите!

И они очутились в ванной.

– Посветите, да посветите же в ванну, – настаивал Игнатьев и сам взял из дяди-Лёшиных рук фонарь. Посветил в ванну, где обнаружилась бледная голубоватая тень.

– Капните на него, пожалуйста, это мой друг.

– Игнатьев, да какой ещё друг? – снова спросил дядя Лёша. – Мне Иеремиила ничего не говорила.

– Понятное дело, она и не знала, ну капните! Что вам, жалко?

– О, Боже! – И вызволитель капнул на тень.

Из ванны пошёл синий дым.

– Что это?

– Не бойтесь.

Дым сгустился над эмалированным бортиком, и вызрело нечто, оставшееся сидеть на бортике. По общим очертаниям оно напоминало человека, однако формы существа смущали аморфностью и намекали: существо состоит из воды. Или плазмы. Оно бессмысленно уставилось на дядю Лёшу мутными очами и вяло жевнуло растянутым ртом.

– Это что? – обратился вызволитель к Игнатьеву.

– Лемуриец!

– Это что за фрукт такой, лемуриец? – рассердился и утонул в существе глазами. Оно икнуло, на секунду перестало жевать и раскрыло бесформенный рот пошире, как будто предвкушая тягучую дяди-Лёшину сущность.

– Видите ли, я жил в этой квартире с тысяча девятьсот тридцать шестого по тридцать девятый год, и этот… появился тогда же. Дело в том, что в тридцать шестом я серьёзно увлёкся чтением Хроник Акаши. Знаете ли, это такая своеобразная теория эволюции человечества. Дореволюционное издание… Так вот, лемуриец – это, так сказать, одна из ступеней эволюции, по моим понятиям наиболее интересная. Они пребывают в эдаком сомнамбулическом состоянии, однако это необычайно волевые существа. Усилием воли, например, они могут менять форму своего тела. Я так увлёкся этой хроникой и, в частности, лемурийцем, что вызвал его материализацию. Правда, что-то не совсем то получилось.

– Видимо, получилось то, как вы его себе представили, – усмехнулся дядя Лёша. – Эх, Виктор, берите своего лемурийца, и пойдёмте скорей.

Пока дядя Лёша произносил последнюю фразу, лемуриец соскользнул с края ванны и поплыл мимо говоривших в коридор.

– Стой! Ты куда?!! – закричал Игнатьев, но лемуриец плыл быстро. И плыл он в комнату.

– Ну вот ещё. – Сторож пошёл за ним.

В комнате существо остановилось у дивана со спящей супружеской парой преклонных лет и разинуло рот во всю ширь. Невидимый дядя Лёша помнил, что слышим, оттого не пробовал окликнуть существо и подкрадывался молча. Игнатьев безответственно блестел в дверях. Сторож ругнул его про себя и, обо что-то споткнувшись, кое-как удержав равновесие, попал в неведомо отвратительное… в звуковую волну ядрёного скрежета. Волна скрутила организм вызволителя и отпрянула.

– Что это? – послышался голос Игнатьева.

– Что это? Что это? Что это? – понеслись отовсюду испуганные шепчущие голоса, и пол под Алексеем Степановичем треснул. Он бросил взгляд себе под ноги и увидел маленького серого котёнка, прыгающего через трещину – то туда, то обратно.

– Не может быть! Исай!! – вспомнилось наставление ангела, и слева открылась дверь шкафа.

За ней он увидел другую раскрытую дверь, и ещё одну, и ещё – а дальше начиналась чернильная темень. Оттуда веяло холодным ветром и доносился грохот – он становился всё более слышен, всё более напоминая грохот поезда. Дядя Лёша мотнул головой вправо – люди на диване спали, охраняя привычный мир. Гость собрался шагнуть в него, но трещина разошлась, как рот лемурийца. Паркетные доски вздыбились в стороны, вызволитель взмахнул руками, упёрся ногами в остатки краёв. Под тяжкий рёв уныло выезжавшего из мебельных дверей состава, балансирующий гость разглядел паровозную морду – с горящими прожекторами глаз, пираньей пастью вместо чушки для сцепления… и отвернулся, и тут его втащили на диван. Состав исчез. Довольный лемуриец серебрился, по-матерински обнимая дядю Лёшу. Преклонных лет супруги сидели рядом.