– А ежели встретится призрак кошки?

Ирина увеселилась:

– Встретится призрак, зовите Исая.

– Кого?

– Это тот самый в газетном большом колпаке, кого вы имели счастие наблюдать во время первой нашей прогулки. Хранитель дома с изюмом. Живёт в квартире номер двадцать девять, хотя квартир в том доме двадцать восемь. Любопытно? Обратите внимание на табличку второго подъезда, куда вам и надо будет попасть, только через другую дверь, бестабличную. А на табличку – со двора – можете днём поглядеть. На ней «29» от руки прорисовано, белой краской. Исай обнаглел и решил заявить всему миру о существовании дивных своих хором.

– И что: что-то случится, мне надо бежать туда?

– Необязательно. Позовите Исая по имени. Но этого не понадобится, потому что у животных нет призраков.

– А куда же они деваются?

– Некоторые растворяются в природной энергии, другие – попадают к нам.

– Как это к вам? На небо?

– Можно и так сказать.

– А как там у вас на небе?

Иеремиила улыбнулась и покачала головой:

– Для вас это пока закрытая информация.

– Весело.

– У вас добрая душа. Со временем всё узнаете.

Дядя Лёша потупил глаза и невольно полез за сигаретами. Когда опомнился, Иеремиилы не было рядом. Сторож бросил взгляд на трубы – они, одинокие, уже встречали солнце.

– Как будто её и не было.

«Алексей Степанович, я всегда с вами, я отныне ваш ангел-хранитель», – пронеслось в голове.

V. Квартира номер двадцать два

Весь день он не мог уснуть, а, вроде бы, после не очень земных, сумасшедших событий – должен был. Но ворочался с боку на бок; за окошком барахтался дождь, цепляясь в сердцах за карнизы, и сторож цеплялся за ропот дождя, пробуя доосмыслить всё, что стряслось в крайние дни. Не выходило: сознание расплывалось в стороны… ближе к вечеру задремал на час. И снился сторожу двор с высоченным ступенчатым домом, и чёрное небо, и тёмные стены, и окна – томно-зелёные, рыжие, синие. В двадцать ноль ноль прогремел будильник, дядя Лёша вскочил с кровати.

Заварил крепкий чай, не торопясь, пил, размочив в стакане сухарь с двумя изюминками по краям, и, глядя на них, размышлял о «доме с изюмом». Проверив ключи от дома и двадцать второй квартиры, надев часы и на всякий пожарный сложив в карман обе имеющиеся бутылочки с жидкостью, отправился на дежурство. Выйдя наружу, поплыл под зонтом к своей вконец обожаемой улице.

– Здоро́во, дядь Лёш. – Сеня вздохнул: – Когда ж этот дождь кончится?

– Скукотища, – заметил Михалыч.

«Скучно им, – подумалось курильщику. – Будет вам сегодня домино».

Время ползло медленно. Ожидание утомляло, и дядя Лёша начинал клевать носом. За окном по-прежнему шёл дождь.

– Вот и одиннадцать, – сказал кто-то, и вызволитель встрепенулся.

– Ха, Михалыч! – заорал Сеня. – Смотри-ка, чё у Степаныча-то в рюкзаке!

– Чего?

– Домино!

– Опа! Щас сыграем! Что ж ты молчал-то, Степаныч?

Сторож узрел, не без доли нелепого удивления, как у него из рюкзака извлекают коробку с крупными буквами, оглашавшими название игры.

– Давай, дядь Лёш, двигайся к нам. Наблюдать будешь. Или ты сам играть?

– Нет, пойду-ка курну. Дождь, кстати, стих.

– Давай-давай, иди.

– Да хоть на три часа, – подмигнул Михалыч.

Дядя Лёша с порога настороженно посмотрел на него, но тот ничего не заметил.

А дождь, действительно, стихал. Ускоряя шаг, сторож добрался до «вымышленного» дома. Кое-какие окна всё ещё горели, но понять, зажжён ли свет в нужной квартире, не удавалось.

«Ладно, не увидят же. Надеюсь», – подумал он и подошёл к старой подъездной двери. В ней, наверху, оказалось окно, так что стало понятно: внутри полным-полно хлама. Рассмотреть, какого именно, не смог.