– Что же эта ростренская девица делала тогда при дворе? – спросила она как можно равнодушнее.

– Кажется, она была из числа пленных.

– Пленных девиц держали при королевском дворе?

Клодия рассмеялась.

– Не всех, конечно, только самую высшую аристократию. Вроде она из дальних родичей ростренской королевской семьи.

Вивьен затаила дыхание и тем же ровным тоном произнесла:

– И отчего же Филипп тогда на ней не женился?

Клодия махнула рукой.

– Она умерла. Или погибла. Король Антуан, потом Дейрдре… ее звали Дейрдре, а потом и принц светлейший Габриэл. Все разом. Ну не разом, а подряд. Представляете?

Вивьен отозвалась не сразу: перед глазами встало сосредоточенное, серьезное лицо Филиппа, его плотно сжатые губы, его пронзительный взгляд – и сочувствие к нему внезапно пронзило ее сердце острой иглой. Он потерял в одночасье и возлюбленную невесту, и друга, почти брата? Неудивительно, что ему так одиноко во дворце.

– Про Габриэла – я слышала, что его убил на охоте вепрь, – выговорила она, стараясь скрыть нахлынувшие чувства. – Не очень понимаю, как это возможно, ведь короля, и принца тоже, всегда окружает столько людей… и охранные артефакты, на нем же охранные артефакты…

Клодия хмыкнула, но ничего не сказала, только поглядела как-то странно.

– Его величество Антуан умер от разрыва сердца. А отчего умерла Дей… Дей… Дейрдре? Если отец говорил с вами об этом, конечно. Вы упомянули, что Филипп был готов на ней жениться, значит, она, верно, была молода.

– Тайна, покрытая мраком, – отвечала Клодия своим звенящим, словно колокольчик, голосом, и Вивьен показалось, что от этого ее слова звучат еще более зловеще. – Неизвестно. Была – и нет.

– Так она пропала?

– Да нет же. Погибла. Умерла. Не проснулась однажды утром.

– Какая трагедия.

– Да, но… – Клодия понизила голос. – Я ведь не случайно рассказала вам о ней, когда мы с вами обсуждали мага Бриана.

Вивьен немного поломала голову и честно призналась:

– Я вас не понимаю.

– Это ничего. Поразмышляете об этом на досуге и поймете. – Клодия ухватилась за руку Вивьен, лежащую на колене, и сжала ее пальцы. – Может быть, поймете. В любом случае… больше я вам ничего сказать не могу. Представьте себе, маг способен… ощутить, если кто-то вдруг ни с того ни с сего примется трепать его светлое, незапятнанное имя и пытаться хоть как-то связать то, что происходило в незапамятные времена при дворе, с… этим именем.

Вивьен невольно усмехнулась.

– О, если б маги были на такое способны! – воскликнула она. – Нет, в это сложно поверить.

– Отнюдь. Я, например, на такое способна, – возразила Клодия. – Так что советую вам не сплетничать обо мне. Обычно это плохо кончается.

Вивьен пожала плечами, отстраняясь.

– Мне и в голову не придет сплетничать о вас. – И тут же поинтересовалась: – И как именно проявляется это «плохо»?

Клодия засмеялась и бросила искрящийся взгляд на сгорающих от любопытства горничных.

– По-разному. Но плохо. Плохо. Зависит от того, что позволили себе злые языки. Вы меня слышали, девушки?

– Да, – хором выпалили те.

– Вы никому никогда не передадите ни слова из того, о чем мы с графиней изволим болтать в этом экипаже – и вообще, в этой поездке – и вообще.

– Нет, миледи! – выдохнули обе.

Клодия снова повернулась к Вивьен.

– От облысения… до бородавок по всему лицу и телу… и в конце концов до… ну это уже для самых-самых злых языков… – Она покосилась на горничных, которых бросило в дрожь. – Хватит пока и этого.

Первую остановку кавалькада венценосного жениха устроила около трех часов пополудни. Кареты вслед за всадниками прокатились по улицам Маста, небольшого городка на пути к южной границе, и одна за другой замерли на широкой площадке, неподалеку от живописной рощицы корабельных сосен. Вивьен с наслаждением выбралась на свежий воздух. Все дамы, оставив экипажи, сгрудились под деревьями, ожидая дальнейших распоряжений.