Теперь это был их приют.

– И каково же обладать таким богатством? – каждый день дразнила доктора Ната.

Подберезовики без берез и подосиновики без осин приветствовали ее оглушительным лаем, и она гладила каждого, кто это позволял, по шляпкам – бархатным и лохматым, одноцветным и пестрым.

Доктор и Ната работали, а после возвращались домой. Квартира стала просторнее – без антиквариата освободилось место для света.

И кое-где для кинопленок.

Каллиопа так вырос, что перестал помещаться в переноску.

Он летал, пел, светился и – Ната не ошиблась – танцевал. Любовался хозяйкой и доктором глазами из-под крыльев, выпрашивал печенье, спал у них в ногах.

Однажды кровать под его весом рухнула. Наташа и доктор обнаружили, что Каллиопа больше не тянет ни на пуделя, ни даже на пони. Зверь стал слишком большим для этого дома.

И они, собравшись с духом, отправились на долгую прогулку, надеясь, что для Каллиопы она станет самой долгой в жизни.

Они вышли еще затемно, чтобы не встретить собачников-жаворонков. Каллиопа сам вел их: из парка – в лесопарк, из лесопарка – в лес.

Он завел их в чащу – в укромное место, куда не доносились звуки города.

Деревья здесь вплетались кронами в темное небо, поэтому, когда светало, листва их стала не зеленой, а бело-синей – как свод и облака.

Сосны и дубы, объяснила Ната доктору, соединяли в этом месте землю и небо; поэтому когда Каллиопа вырастет большой-пребольшой, ему не будет тесно – он сможет отправиться выше; там просторней.


Пока всходило солнце, Наташа обнимала Каллиопу. Заключив друг друга в объятия, они сидели среди деревьев так неподвижно, что доктор заволновался: не превратились ли эти двое в изваяние под утренним светом?

Но свет не мог им повредить – только согревал. Впитав тепло, они ожили: Ната разомкнула объятия и отступила. Доктор увидел, что Каллиопа закрыл глаза, но из-под крыльев его на лесную подстилку падают тяжелые прозрачные капли.

Каллиопа открыл глаза, поклонился доктору, расправил крылья – и взлетел.

Проводив его взглядом, Наташа взяла доктора за руку – и, стараясь не смотреть назад, они принялись искать путь домой.

Уже в парке, возле старой белой церковки, доктор обнаружил, что так и сжимает в руке огромный ошейник Каллиопы и брезентовый поводок. В недавнем прошлом эти вещи нужны были исключительно для того, чтобы выдавать чудесного зверя за собаку.

– Не выбрасывай, – попросила Ната. – Вдруг вернется.

– А если не вернется?

– Тогда мы будем к нему возвращаться.

И они, была ли то осень – рыжий лев, зима – белый як, весна – черная птица или лето – белокурое дитя, так и делали.

Они возвращались.



Анастасия Астерова

Главное – не забудь фикус

Сразу бросалось в глаза, что офис только-только открылся. Белоснежные стены и жалюзи не успели утомленно посереть и сияли незапятнанным оптимизмом. Одинокий фикус на столе еще зеленел, как на рекламном баннере. Пахло новой мебелью: озоном и застывающим пластиком. Запах напоминал первые дни в свежестерилизованных аудиториях колледжа, и Дэнни с удовольствием и легкой ностальгией втянул воздух.

– Присаживайтесь, мистер Карлайл. Договор я прислала вам на почту. Воды? – прошелестела секретарь из незаметных динамиков под потолком.

За бежевой конторкой, занимавшей треть комнаты, соткалась голубоватая и очень условная человеческая фигура. На персонализацию секретаря фирма явно поскупилась.

Дэнни кивнул и уселся в эргономичное бежевое кресло у входа. Мелкий офисный дрон скользнул из подсобки со стаканом воды в телескопических лапках. Дэнни рассеяно подхватил его, проглядывая договор, разворачивавшийся в линзах. Текст был вполне стандартным – они разбирали такие соглашения на семинарах по юридической грамотности. Поэтому Дэнни больше сосредоточился на своем внутреннем мире. Это – оно? То, что он искал? Стоит ли тратить время и душевные силы в этом маленьком офисе?