Маленькие дети и девочки-подростки обожали дергать меня за хвост, когда я проходил мимо. Другие кричали «Ганди», «Хулио» или «Араб» в мою сторону. Я все еще был очарован видом на город и все еще нервничал из-за забора, окружавшего галерею.

Как только ребенок подбегал к перилам, я инстинктивно подскакивал и хватал его. Однажды надо мной засмеялась мама одного мальчика. «Расслабься, Судхир, – сказала она. – Ничего с ними не случится. Тут все не так, как раньше». «Раньше», как я выяснил, с галерей Роберта Тейлора упало и разбилось насмерть несколько детей, что вынудило ЧЖК установить защитную изгородь. Но было очевидно, что первой ошибкой было построить внешние коридоры в ветреном, холодном Чикаго.

После ужина родители выпускали своих детей погулять и выносили столы и стулья, карты и фишки для покера, еду и напитки. Они превращали галереи в танцполы и игорные дома; иногда это было похоже на ярмарку.

Я обожал ночную жизнь в галереях. А жильцы обычно были в хорошем настроении по вечерам и были готовы рассказывать мне о своей жизни, если не были слишком накуренными или заняты на заработках. Я начал легче определять, когда кто-то из них что-то употребил. Они немного шатались, как будто были пьяны, но их глаза западали, что придавало им одновременно мечтательный и безумный вид.

Было трудно определить масштабы употребления крэка среди жильцов. Многие указывали других, которые курят крэк, называя их «рок-звездами^>7», «торчками» и «хайпами», в то же время подразумевая, что сами они никогда не пробовали. Кроме нескольких женщин постарше, вроде матери Джей Ти, почти всех хоть раз обвинили в курении крэка.

Через какое-то время мне стало понятно, что употребление крэка в проджектах было похоже на употребление алкоголя в пригороде, где я вырос: была небольшая группа тяжело зависимых и намного большая группа работоспособных людей, которые курили немного крэка пару раз в неделю. Многие употреблявшие крэк в Роберте Тейлоре содержали свои семьи и занимались делами, но когда у них накапливалось десять или двадцать долларов, они накуривались. Со временем я узнал достаточно, чтобы рассчитать, что примерно 15 процентов жильцов были наркозависимыми и еще 25 процентов употребляли крэк периодически.

Одним из первых людей, с кем я познакомился на галерее, была Кларисса. Ей было тридцать с небольшим, но она выглядела гораздо старше. За огрубевшей и покрытой синяками кожей пряталась красивая и умная женщина, у которой всегда была улыбка наготове. Она работала в здании проституткой – стандартным эвфемизмом для этого было слово «хаслер» – и называла себя «Клариссой-мужеубийцей», потому что, как она выразилась, «моя любовь их убивает насмерть». Кларисса часто сидела с семьей Джей Ти в их галерее. Это меня удивило, потому что я слышал, как Джей Ти и мисс Мэй открыто ругают проституток в их здании.

«Здесь это часть жизни, – сказала мисс Мэй, – но мы держимся от них подальше, и я говорю детям держаться от них подальше. Мы не общаемся с ними».

Однажды тихим вечером, пока семья Джей Ти готовилась к барбекю, я стоял, прислонившись к забору галереи, и смотрел на закат, когда ко мне сзади подошла Кларисса.

– Ты никогда мне не говорил, какие женщины тебе нравятся, – сказала она, улыбаясь, и открыла пиво.

К тому времени я уже привык к тому, что Кларисса меня дразнит из-за личной жизни.

– Я тебе говорил, – сказал я, – моя девушка в Калифорнии.

– Но тогда тебе бывает одиноко! Может, Кларисса может помочь.

Я покраснел и попытался сменить тему:

– Давно ты в этом здании, и как ты познакомилась с Джей Ти?