Трубку сняла женщина, его мама. Не дожидаясь вопроса, Павлик затараторил:

— Здравствуйте, позовите, пожалуйста, Егора. Это Павел.

Слава богу, не стала спрашивать какой. Приглушенно донеслось:

— Егор! Его-ор! Что он там делает?.. – Треск, щелчок, отдаленные голоса. Снова щелчок, и уже другим голосом выдохнули в трубку:

— Пашка, ты? Ты по межгороду звонишь? Помню, что у тебя был день рождения, написал письмо тебе, телефона-то у твоих родителей нет. Еще раз поздравляю!

В голосе Егора читалась радость.

— Да я тут, недалеко от твоего дома. Можешь выйти?

— В Москве? — не пару секунд Егор смолк, осмысливая, как и почему. — Давай лучше ты в гости! Я тут фильм смотрю по видику…

Павлик вдохнул, выдохнул и сказал:

— Я не могу. Выйди, пожалуйста, только не говори родителям, что звонил именно я. Скажи, там, одноклассник или сосед. Это очень важно. Если они узнают, у всех могут быть… неприятности.

— Что-то случилось? – пробормотал Егор шепотом, и Павлик представил, как полненький очкастый парень закрывает трубку рукой, воровато поглядывая на дверь спальни.

— Выйди, и я расскажу. Случилось. Все, жду тебя у дороги, тут наливайка такая ржавая…

— Что-что ржавое?

— Ларек, и алкаши роятся, а еще рядом жарят шашлык.

— А-а-а, понял. Уже бегу.

Павлик повесил трубку, побрел мимо липовой аллеи к упомянутой наливайке при выезде из двора. Сел на скамейку, положил рядом замотанный в газету тесак, задумался, уперев локти в бедра и закрыв лицо руками.

- Сынок! – проскрежетали старушечьим голосом, он вскинулся.

Очень худая старушка в сером платке и зеленом платье указывала на пустую бутылку у него под ногами, закатившуюся под обрывки картона.

- Можно я заберу?

Павлик молча протянул тару, старушка со звоном определила в сумку и уковыляла. В памяти Павла Москва осталась лощеной красавицей. Эта Москва была растерянной и грязной.

— Привет! – проговорили знакомым голосом, Павлик вздрогнул и разинул рот, не сразу узнав троюродного брата.

Он ждал сутулого ботаника в рубашке и брюках, со слипшимися желтыми волосенками, а пришел подтянутый парень со стрижкой, как у Джона Коннора, в джинсах и белой футболке.

Обнялись. Отстранившись, Павлик сказал:

— Офигеть! Ну ты даешь! Это как же ты так быстро?

Егор смущенно потупился и улыбнулся уголками губ.

— Да приезжал тут один. Рассказывал, что надоело быть жирным. Я тоже решил, что смогу.

Появилось странное чувствое, дежа вю какое-то, запахло морем и озоном. Что-то похожее Павлик уже чувствовал – приятное дуновение ветерка. Он сфокусировался на брате:

Егор Раткевич, 15 лет.

—

Внушаемость/воля: 22/6

Отношение: уважение.

Значимость: 4.

Коэффициент влияния: 1. Логик (реализатор).

— Охренеть, — выдохнул Павлик и провел ладонями по лицу.

— Что-то случилось? – забеспокоился Егор, подслеповато щурясь.

«Случилось то, что ты теперь «влиятельный», а стал таким, потому что я, мать его, культиватор, — подумал Павлик. – Я запускаю в мозгах людей процессы, которые заставляют их меняться и прогибать реальность под себя. Насколько это для вас безопасно? Трудно сказать».

— Да герой ты, вот что.

— Тебе спасибо! – улыбнулся Егор. – Так а что случилось? Что за таинственность? Почему нельзя говорить родителям? Ты из дома сбежал, что ли?

— Нет. Давай присядем. – Павлик кивнул на раздолбанную детскую площадку, где частично сохранилась скамейка, здесь, в проходном месте, было стремно говорить о странных вещах.

Сели на спинку скамейки, как на жердочку. Павлик сплел пальцы и проговорил:

— Происходят странные вещи. Настолько странные, что… не угадаешь, даже не пытайся. А я тебе не скажу, потому что эти знания опасны. Просто поверь мне. – Он посмотрел в упор на друга-брата, его лицо оставалось каменным, лишь в глубине серых глаз поблескивало любопытство. – По-хорошему, нам и встречаться не следовало. В общем, чем меньше людей знают о том, что я здесь, тем лучше. Для них лучше, не для меня.