Дятел ты, Пашка! Тут же есть схема на каждой станции! Он нашел схему на стене перрона, изучая ее, пропустил пару электричек. Не обнаружив нужной станции, перешел на другую сторону. Вот же она! До желтой ветки одна остановка всего! Павлик запрыгнул в электричку, проехал остановку и вышел, потом долго тыкался по станции, пытаясь найти нужный переход, чуть не вышел на поверхность, но вовремя сообразил, что раз турникеты, значит, тут выход, сдал назад, получив порцию ругани и оплеуху, ведь он двигался против потока. Он ощущал себя одуревшим от круговерти щенком, выброшенным в гигантский человейник, в то время как раньше он не видел ничего, кроме собственного двора.

Снова зайдя в уголок, он попытался успокоиться, воззвал к опыту Павла, вспомнил про указатели. Чужие воспоминания наложились на собственные, и реальность стала восприниматься так, словно Павлик и правда был здесь давным-давно, а теперь перебирает выцветшие фотографии воспоминаний.

Повертев головой, Павлик вычислил направление, вклинился в людской поток, и он вынес его, куда нужно. Пересадка в новенькую электричку, несколько станций, и вот он в Перово. И опять непонятно, в какую сторону идти, снова он чувствует себя глухой деревенщиной и одновременно негодует: ну как можно привыкнуть к такой суете?

Из метро два выхода, и куда ему? Он поплелся в один конец станции, прочитал указатель. Вроде не тот. Направился к другому и уперся в бетонную опору прямо в центре белого зала, где было все написано, стукнул себя по лбу. Вот дятел! Стукнул еще три раза, вспомнив, что перенесся именно в электричку, идущую на вокзал мимо Новогиреево, а потом – Перово, если бы вовремя спохватился и сошел, давно все разузнал бы.

Раз сама судьба направляла его, значит, он все правильно делает.

Егор живет на Третьей Владимирской, второй двор от метро, дом, стоящий параллельно трассе. Указатели говорили, что Владимирских улиц несколько: первая, вторая. А третья где? Ага, вон она, но там опять два выхода.

Он все еще чувствовал себя пришибленным, головастиком, мечущимся в пересыхающей луже, и нет тех рук, что перенесут в безопасное место. Чтобы выжить, нужно отрастить лапки, причем сделать это как можно скорее.

Подземный переход вывел прямиком на остановку, обклеенную объявлениями. Прохладный ветер дунул в лицо, колыхнул отросшие волосы. Зашелестел разбросанными по тротуару газетами.

Ахнул, распахивая дверцы, сине-белый «икарус». Бабка, торгующая семечками и сигаретами поштучно, отмахнулась от голубя, пикирующего на добычу, и перевернула свернутый из газеты кулек с арахисом. Воровато оглядевшись, принялась собирать рассыпанное с асфальта. Наверное, потом прдаст кому-то.

А Павлик снова подумал о том, что он дятел. Можно ведь и самому позвонить Вальке, изменить голос, прикинуться кем-то другим. Вот только день рождения справляли далеко от дома, если там что и случилось, в поселке об этом узнают только к вечеру. А сейчас сколько? Он глянул на солнце. Похоже, что начало третьего, хотя…

Павлик скользнул взглядом по молодой женщине в сиреневом спортивном костюме, похожем на костюм космонавта, нашел на ее руке часы, сделал два шага, чтобы оказаться перед ней, и сказал:

— Извините, не подскажете, который час?

Бросив взгляд на запястье, она ответила:

— Двадцать минут пятого.

— Спасибо. А почта тут не подскажете где?

Женщина, даже скорее девушка, попалась общительная, назвала адрес, объяснила, как пройти, а лучше две остановки – вот этим автобусом, потому что почта работает до пяти. Павлик поблагодарил и вскочил на подножку, поднялся в салон и понял, что не знает, как тут платят за проезд. При выходе, что ли? А может, надо было купить билет и закомпостировать? Он взглядом отыскал компостеры, похожие на разинувших пасть роботов с носом-рычагом, а кондуктора, который билеты продавал, не нашел.