Гемоглобин. Bleed For Me Лола Роуг

> *затемнение*

> *женский голос за кадром*

Ножницы – отличное оружие против вампира.

Я это давно поняла. Ты можешь всадить их в его неживое сердце. И оно навсегда перестанет биться. Даже так редко…

И ты наконец разорвешь этот тугой узел, который не дает тебе вздохнуть свободно… Но… Так просто занести руку со своим оружием.

И так сложно нанести удар. Сложно, потому что тебе прямо в душу смотрят его глаза. А еще потому, что ради него ты готова на все.

И только ему ты готова отдать всю свою любовь, всю свою жизнь и всю свою кровь…

> *экран светлеет, наполняется размытыми силуэтами*

> *два голоса за кадром, мужской и женский*

> *эмоционально*

– Из-за баб все проблемы.

– Да-а-а-а-а-а? И отчего ж такие выводы?

– Ну вот смотри. Дарт Вейдер!

– Ну?

– Ну он бы так и остался милым мальчиком Энакином Скайуокером, если бы не эта его любовь.

> *снова затемнение*

> *снова тот же женский голос за кадром*

Сейчас о вампирах пишут все, кому не лень. Студентки, домохозяйки, пенсионеры и даже писатели. Проблема в том, что все они представления не имеют о предмете своих литературных изысканий. Все это бабкины сказки, досужие домыслы или просто влажные фантазии романистов.

Со мной – другая история. У меня совершенно нет сверхспособностей, я не читаю мысли, не охочусь по ночам на кровососов, не воскрешаю мертвецов, не поднимаю зомби, я не наивная школьница из маленького городка, детектив из меня тоже неважный. Ну, хреновый детектив, так-то.

Я давно забыла о том, что такое романтика, и с третьего класса перестала верить в принца на белом коне, так же, как и в Санта-Клауса, зубную фею и возможность заразиться мононуклеозом от поцелуя.

Я – простая парикмахерша.

Но в вампирах я разбираюсь слишком хорошо. С некоторого времени…

> *звук царапины*

> *стоп-кадр*

> начинает играть «Baba O’Riley» The Who

> «Да, это я. Вы, наверное, задаетесь вопросом, как я оказалась в этой ситуации!»3

> пленка быстро перематывается через весь фильм, как на старой VHS кассете

> останавливается на мне, стоящей посреди кухни своей квартирки в Сан-Франциско, в зеленой застиранной футболке с клевером, с горячей крышкой от кастрюли в одной руке, и телефоном в другой

> из трубки раздается неразборчивый женский голос

> музыка нарастает

> заполняет все пространство

> and action!

Все началось с того, что месяц назад мне из Мемфиса позвонила мама.

«Сумерки» уже вышли на экраны, сценаристы бастовали, Майкл Джексон объявил о возвращении на сцену.4

Это был День св. Патрика, именно поэтому на кухне я стояла только в футболке, с принтом вытертого листа клевера и надписью «Kiss me! I’m Irish!» на груди (то немногое, что мне осталось от моего бывшего) и шерстяных носках.

Разговор она начала, как обычно, издалека. Расспрашивала о погоде, рассказывала про личную жизнь моей кузины и про то, что ее сын, которому уже пять лет, все еще не разговаривает.

В голосе из трубки явно слышалось напряжение.

– Мам, случилось что? – спросила я, закидывая в кастрюлю очередную порцию сухих макарон и придерживая плечом трубку.

– О, дорогая, нет! Все в порядке! У нас с папой все хорошо!

Та-а-а-а-а-а-ак…

Вот это было уже плохо. Обычно, когда мама уверяет, что у них все хорошо, это значит – все плохо. Последний раз, когда у нее был такой радостный тон, они с отцом подали на развод. И мне срочно пришлось бросить учебу и работу и нестись в родной Мемфис, чтобы утрясать семейные дела.

Тогда я с этим справилась. Что на этот раз?

Мама с минуту подышала в трубку, а потом выдала:

– Дорогая, у нас проблемы с магазином. И квартирой… С нашим домом. Дело в том, что я даже не знаю, как тебе это сказать, но, кажется, мы его потеряем. Но все в порядке, мы как-нибудь с этим справимся. Нам с папой нужно просто найти что-то вроде двадцати тысяч долларов за неделю.

– Возьмите кредит в банке, в чем проблема? – я потыкала сухие макароны вилкой.

– Оу… Милая. Дело в том, что наш дом и магазин уже заложены, и теперь мы должны банку. Ты же помнишь, я покупала акции…

– Т-а-а-ак…

– Ну так вот, все было прекрасно, и нам обещали двенадцать и даже тринадцать процентов прибыли в год! О, милая, папа купил хорошую машину! В кредит, разумеется, но все было абсолютно кристально! Так убедительно, и мистер Мейдофф5, он был с виду таким надежным и приличным человеком. Он так хорошо говорил! Но милая, я не понимаю… Ведь он же носит очки! Я все еще считаю, что его оклеветали!

Кажется, земля начала ускользать у меня из-под ног.

> *стоп кадр*

А вот здесь потребуются объяснения.

Смотрели «Бойцовский клуб»? Ну, сейчас будет примерно такая же лирическая врезка.6

Мою маму зовут Маргарет, моего отца – полковника ВВС в отставке – Джон Кэвена.

Свое раннее детство я провела на далеких базах по всей стране. Когда папа вышел в отставку, мы вернулись в Мемфис – туда, где жили родители мамы.

К своему возрасту отец давно мог бы уже дослужиться до генерала или главнокомандующего. Но, к сожалению, он был женат на моей маме, а не на идеальной степфордской женушке7.

И когда моя гиперактивная маман говорила: «У нас с папой проблемы», – это означало одно. Она ввязалась в очередную авантюру, а папа не в курсе.

На подобные выкрутасы у моей родительницы был великий талант.

Моя мама – милейшая женщина. Она из тех чудесных людей, которые считают, что все болезни от нервов, что День благодарения не имеет никакого отношения к коренному населению США, что, если икаешь, нужно непременно выпить воды из стакана, перевернувшись вниз головой, а покупка акций Лу Перлмана8 – это отличное вложение.

При этом она готова везде развесить тантрические пиктограммы, концентрирующие положительную энергию, рисовать натальные карты, и расставлять фигурки католических святых по канонам фэншуй. И она всегда очень мило заблуждается.

У папы всегда был один недостаток. Он во всем потакал маме.

Человек четких правил и ясной жизненной позиции, полжизни отдавший армии, вышел в отставку после того, как на рождественском ужине дал в ухо вышестоящему начальству.

История могла бы показаться презабавной, если бы не была такой грустной. Моя предприимчивая маман ради папиного продвижения по службе устроила званый ужин на Рождество у нас дома. Мне тогда было лет двенадцать. Приглашены были папины сослуживцы, в том числе то самое «вышестоящее начальство», которое оказался на одной кухне, с мамой, которая доставала из духовки имбирные пряники.

Что произошло между ними, я так и не узнала. Зато видела, как папин начальник, схватившись за ухо, вынесся из нашего дома на крейсерской скорости. На руке у него висела «начальница». У папы из ушей шел дым, а из ноздрей вырывались языки пламени, он потирал кулаки, а мама смущенно стеснялась в углу и мяла в руках фартук.

«Вышестоящее начальство» оказалось весьма злопамятным дядькой, поэтому так быстро с базы мы еще никогда не уезжали.

От воспоминаний меня отвлекло вежливое покашливание в трубку.

Ах да… Магазин…

Сувенирный магазин «Громкий Звук»9 в Мемфисе принадлежал еще моему деду, который открыл его после того, как вернулся со Второй мировой.

Тогда это был магазин грампластинок, и поговаривали о том, что туда часто захаживал Элвис10, когда еще не был Королем. А еще дедушка рассказывал, что где-то в коробках со старым винилом до сих пор хранится пластинка с неизвестной записью Элвиса, которую он сделал, когда забурился как-то в студию к своему другу и взял в руки гитару.

Я не знаю, правда это или нет, знаю только одно – у мамы были большие проблемы. И сумма этих проблем превышала все мои сбережения.

Тогда, в детстве, с базы и от всех неприятностей, в которые по наивности своей втравила нас моя мамочка, мы уехали прямо в Мемфис; а несколько лет спустя мой дед, ага, тот самый, который рассказывал про пластинку Элвиса, умер и оставил магазин моим родителям. Вот тут-то все и началось.

До моего переезда в Сан-Франциско мы жили в просторной, но довольно уютной квартире над магазином. Несмотря на приличную военную пенсию моего отца, музыкальный магазин был единственной статьей дохода.

Ах да, еще и мамочкины аферы…

В бизнесе они ничего не понимали; папа – бывший кадровый военный – даже не старался. Уйдя в отставку, кажется, он потерял вообще какой либо интерес к происходящему вокруг. Единственное, что его радовало – это сборка миниатюрных диорам по мотивам сражений Гражданской Войны с точным воспроизведением крошечных деталей. Он неделями мог не вылезать из своей мастерской, подбирая цвет глаз солдатикам. Глазки были размером с песчинку. Концентрация требовалась максимальная. Папу никто не отвлекал.

Не включай громко музыку. Ты мешаешь папе.

Зато мама вовсю пыталась изображать бизнес-леди.

И получалось это у нее… Не очень.

У мамы всегда был талант попадать в глупые, а порой и опасные ситуации, например, влипать в финансовые авантюры. Начиналось обычно все довольно безобидно – с нескольких сотен долларов. Иногда это были акции того чувака, который в свое время продюсировал «Бэкстрит Бойз», иногда – склад магазина оказывался забит доверху коробками с какими-то пилюлями, обещавшими рост волос, молодость за одну ночь, потенцию, как у «самого горячего жеребца», и очищение кишечника одновременно.