– Тенди, но…

– Нет, нет, нет, никаких вопросов, хватит! Я пока только учусь. Не знаю всех тонкостей. Приезжай в Маунт-Гейт.

Она приложила указательный палец к губам и вышла… Куда-то. Я не видел, как именно это произошло, но остался со стойким ощущением, что Адриана Тендерлоин – уже не девочка, но еще не девушка – куда-то вышла.

Тенди:

«Когда мама узнала, что произошло во время Бури, она запереживала. Это было совсем не похоже на нее. Она сказала, что я должна отыскать „битхо“ и уговорить его встретиться с ней. Почти ничего не объяснила мне, потому что сама мало что понимала. Но это было важно для нее, а я люблю ее, поэтому послушалась. Да и вообще, искать кого-то в Джуджионе – это интересно. Очень просто и очень сложно одновременно, но у меня неплохо выходит. Когда я нашла его, мне очень хотелось побольше поговорить с ним, потому что такие случаи редко выпадают. Обычно те, кто участвует в Почитании без подготовки… Они… Ну, не справляются с этим…»

Я держал наполовину полную бутылку с минеральной водой и смотрел в нее, как в хрустальный шар таинственного доброго колдуна. Соображал. Сосредотачивался. Осознавал. «Засыпая, я нахожусь в реальном мире, как дух, а, бодрствуя, вижу Мир Снов? Джуджион? Другое измерение? Что за буря? Что она такое? Какой это – другой смысл?»

Буря, творящаяся в моей голове и перемешивающая еще оставшиеся здравомысленные крупицы сознания, выглядела гораздо страшнее чем та буря, которая приподнимала от земли колеса моего автомобиля в Маунт-Гейте. Во время Эпидемии Ночных Кошмаров мир людей претерпел уничижительные изменения, и на долю каждого человека в частности выпали суровые истязающие испытания. Нам всем понадобился необозримый объём труда, чтобы вернуться в русло, хоть сколько-нибудь напоминающее привычную жизнь. Но революция уже произошла, и изменения были необратимы. Они расчетливо преследовали нас, чтобы не позволять забыть, как мы беспомощны и немощны на самом деле. Я гордился своими успехами – смехотворными маленькими преодолениями колючих страхов, мелочных сомнений и скупых разочарований. Но последние события отбросили меня на несколько сотен шагов назад, и я снова вспомнил о группе поддержки страдающих от пост-эпидимального синдрома.

Как только я проснулся в своей прихожей, – или вернулся в тело, или что там произошло на самом деле – я позавтракал без аппетита, и отправился в одну из таких групп. Улица встретила меня влажным лесным туманом и жухлыми шевелящимися побегами, пробивающимися по краям бурого ручья. На месте детской площадки в воздухе висело ромбовидное строение с окнами, через которые насквозь виднелось небо, охваченное скользкими тенями безлистых ветвей. У смотрящего в землю нижнего угла ромбовидного строения стояла фигура в черной мантии и красной фарфоровой маске, изображающей любопытную гримасу. «Куда-шшшшш идё-шшшш? Ц-тк-тк-тк… Беда-шшшш, галдё-шшшш! Цк-цк-цк-ссссс».

Я шел по памяти – мне нужно было обойти свой дом вокруг и выйти на пешеходную линию, пролегающую вдоль проезжей части. Маршрут, исхоженный тысячами дней. Ведущий к тысячам целей. На месте дороги лежала пропасть – разлом, уходящий в темную тесную бездну, поглощающую глубиной и свет и звуки. Я шел по его краю, допуская, что бездонная опустошающая мгла не помешала бы моему шагу, и, ступи я мимо видимой тверди, падения не последовало бы. Но мне не хотелось рисковать. Мне хотелось лечь на землю и держаться за нее руками так крепко, как будто сила земного тяготения больше не властвовала надо мной. Преодолевая это желание, я дошел до местечкового культурного центра, скрывшего систему своих низких залов и кабинетов в подвале длинного жилого дома. Лестница вниз была крута и спиралевидна. Спуск по ней, казалось, занял у меня больше времени, чем путь от дома до ближайшего в этом районе места встречи страждущих от бессонницы, нервных расстройств и судорожных припадков. Лестница меняла высоту ступеней под моими ногами, пускала по стенам ворчащий подвижный гул, вспыхивала факелами и дрожала, будто сжималась и утончалась в ритм неровного обратного отсчета. Но я помнил, каким на самом деле был спуск в культурный центр – семь аккуратных ровных ступеней из искусственного камня. Раз-два-три-четыре-пять-шесть-семь простых шагов, обратившихся в торжественное нисхождение в самые недра необъяснимости происходящего.