Я продолжил путь. Чем сильнее я удалялся от города и чем выше поднимался по небу свет, тем чаще я видел вспышки периферическим зрением. Я путал их с дальним светом, проявляющимся из-за лежащих впереди холмов. Путал с бликами дорожных знаков и сигнальными огнями самолетов. С лопающимися от перенапряжения лампами в фонарях. Зрение подводило меня. В него примешивались порождения неосязаемого таинственного источника, и это дезориентировало меня. Еще через несколько километров вспышки стали превращаться в свечение. Они задерживались в поле восприятия, как хвосты комет, и обретали узнаваемые очертания. Мягкие яркие переплетения, танцующие вне пространства. Я плохо воспринимал дорогу зрительно, но стремление как можно скорее удалить себя от родного города Лэйлы Баньяры преобладало над инстинктом самосохранения. Я вверял жизнь своему водительскому опыту и инстинктам, подчинившим контроль за дорожной ситуацией и доведшим процесс пилотирования до автоматических, рефлекторных действий. Только благодаря им я оказался дома невредимым, но при этом до тошноты изможденным. Переступив порог, я, наконец, мог расслабиться и погрузиться в безапелляционную безопасность. Поддался тяжбам гравитации, и осел на пол. Стены прихожей разверзлись под моими ладонями, и брызнули в стороны мокрой ледяной пылью. Потертый паркет затрещал, перевернулся, высвободил из-под себя скользкие палубные доски. Наш корабль шел прямо по шторму. Молнии резали воздух, ветер вершил хаос и бил волной в борта. Форштевень ревел, сражаясь с толщей черной воды. Я слышал командные крики вокруг, видел юркие стремительные очертания людей, а сам цепенел в бесполезности, но ни на йоту не был испуган, потому что знал, что вокруг – мой дом. Но – вдруг – все прервалось.

В прихожей теплился блеклый рассветный дымок, за стеной шумел водопровод – кто-то принимал душ в своей чистенькой уютной ванной с маленькими бутылочками, мочалочками и отдельным для каждой части тела полотенцем.


Соседка:


«У меня кожа, склонная к куперозу. Очень гадко. И основные пораженные зоны именно на бёдрах. Не самое приятное место, но врачи говорили, что могло быть хуже. На лице, например, или в районе гениталий. То есть, когда я одета, никто и не заметит, что у меня есть какая-то проблема, но когда доходит до интима, я чувствую себя очень неуютно. Дерматолог посоветовал специальную косметику, и мне понравилась идея более глубокого ухода за собой. У меня есть гидрофильное масло для умывания, успокаивающая эссенция, энзимная пудра… Сахарный скраб, питательный гель с липолитическими свойствами, сыворотка для дренажного массажа… Не осуждайте меня. Их использование помогает отвлечься от недосыпания из-за кошмаров».


Я легко поднялся с пола и снял куртку. Но она осталась на мне – на мне, сидящем на полу и облокотившемся на стену спиной. Мои глаза были закрыты, но я ясно видел привычную обстановку. Только один элемент обращал видимое в загадку – я сам. Я списывал смятение сознания на глубочайшее переутомление, поэтому предположил, что уснул, при том так сильно желая оказаться дома, что даже безграничные горизонты сна сводились к родным стенам. Теперь, когда меня окружал защищающий непреступный покой, когда позади остались склоки бессмысленных приключений, когда я стал спокоен за себя – спящего и восстанавливающего силы, можно было прислушаться к простым поверхностным желаниям. Мне хотелось пить. Обычной солоноватой газированной минералки, цепляющейся за горло колючим освежающим холодом. Я оказался перед круглосуточным частным магазинчиком, располагающимся в подножии моего дома. Но его дверь не поддавалась. Она не была заперта, навесная табличка ярко приглашала посетителей надписью «открыто», внутри даже сновали сонные бедолаги, отрешенно выбирающие завтрак, но я не мог открыть дверь. Я брался за ручку, как всегда, как брался за нее почти каждый день, сгибал руку в локте, держась за эту ручку, но дверь не открывалась. Мне нужно было просто зайти внутрь – просто сделать шаг, но это было так же невозможно, как ступить в пропасть, о которой мы совсем недавно говорили с Лэйлой Баньярой. Я постучался. Потом еще и еще раз. Я хотел спросить у продавца, что случилось с дверью, с магазином, со мной, я хотел попросить дать мне бутылку воды хотя бы через окно. ПОЖАЛУЙСТА ДАЙТЕ МНЕ ВОДЫ! Жажда сжимала горло и обращала сухость губ в страх перед летальным обезвоживанием. Мне не оставалось ничего – только ломать дверь. Ее конструкция была формальна и хрупка, потому что помещение охранялось частным предприятием, а товар был застрахован. Никто не боялся грабителей и дебоширов. Ни их экстравагантные угрозы, ни холодное оружие, вымазанное свиной кровью, ни изобретательные решения по демонстрации серьезности намерений. Они больше никого не пугали. Я занес ногу, чтобы ударом выломать запорную планку, но шагнул мимо, будто сквозь щель между дверным полотном и коробкой. Кондиционер мягко обдувал лицо, продавец был одутловат, но добр, витрины пестрили и блестели. Я подошел к стойке и попросил воды. Минеральной, газированной, из холодильника. Мистер Эл Ди Финн, которого я видел почти каждый день и с которым состоял в приветливых, но отдаленных отношениях, не реагировал на мою просьбу. Я повторил утреннее приветствие и снова озвучил пожелание мистеру Эл Ди Финну. В ответ он решительно и умиротворенно игнорировал мое присутствие. Я никогда не нуждался во внимании. Напротив, избегал его при любой выглядящей естественной возможности, но сейчас внимание мне было необходимо. ПОЖАЛУЙСТА ДАЙТЕ МНЕ ВОДЫ! Продавец не ответствовал на мой жалкий надрывающийся вопль. Он даже не моргнул. Я приблизился лицом к его лицу – почти вплотную – и заметил странность в его глазах. Они были чуть обрюзгши, с тонкими розовыми прожилками капилляров, мутноватая роговица, темная каряя радужная оболочка, глубокий внимательный зрачок. Обычные – обыденные – человечьи глаза. Но что-то в них было не так. В них чего-то не хватало. Чего-то, без чего они вселяли в меня удручающую обеспокоенность и ощущение недосказанности. Я вглядывался настолько внимательно, что, казалось, вот-вот увижу глазное дно мистера Эл Ди Финна и, наконец, разглядел. В его глазах не было моего отражения.