– Ты меня не любишь! – воскликнула она.
– Я, тебя, чего? – помычал я.
– Ничтожество!– продолжение следовало длинным и для меня слишком путанным, с массой неизвестных слов, впервые услышанных мною от неё. Жена ушла, деньги быстро кончились, машина отошла к ней, вместо дома я жил теперь в узкой одно комнатке.
Вскоре мне пришлось работать, и это было безумно интересно, новые достойные люди: дядя Федор сутра мрачный, всё более светлевший с каждым выпитым стаканом; Максимыч, грубоватый, но в глубине тонкой души человек! Неординарный, по-своему эрудированный! Василь Андреич, немного чудаковатый, пьющий с трезвым взглядом на жизнь!
Так всё и шло, потихоньку, равномерными шлепками босых ног по голому полу, от кровати до крана, с работы на работу, от стакана до стакана и дальше, пока в один из воскресных дней проснувшись с похмелья, глотая холодную воду и выкуривая первую, самую приятную сигарету, я почувствовал, что что-то не так!
– Привет!– сказал он, и я вздрогнул,– ну и вонища у тебя тут!
– Это ты! – заплакал от радости я.
– Хм, кто же ещё?
– Я, я, я! – никак не удавалось выговорить мне.
– Болван ты! Стоило только оставить тебя одного! И вот результат!– он вздохнул, покачивая головой
– Будем начинать сначала! Начальство сказало, что это именно ты! Так что давай, одевайся, нужно серьёзно поговорить! А то в этом месте невозможно находиться. Бутылки, помойное ведро с плесенью, не мытая сто лет тарелка, идём!
Мы вышли, на улице солнце светило ясно, навстречу шел дядя Фёдор.
– Привет!– мы пожали друг другу руки.
– Ну, что, пивка? Как дошел-то ты? Болтался как сосиска!– он рассмеялся. – Пошли опохмелимся?!
Я приоткрыл рот, и тут шепнул он!
– Мне некогда, извини!
– Что это с тобой, заболел что ли?
– Пока! – бросил я, – всё нормально!
– Ну, ты даёшь!– сокрушался дядя Фёдор.
Я пошёл в парк, на лавочке было приятно курить.
– Неужели ты не можешь чего-нибудь сочинить? Стихи, это так просто! Как один из моих коллег: выткался над озером…
– Каким к черту озером, кто на фиг выткался?
– Э-эх!– выдохнул он, – может, проза!?
– Брось, дружище, я безнадёжен! – вырвалось у меня.
– А, ну-ка!– воскликнул он,– и как это я не заметил! Ты рисовал на уроках!?
– Ну,– выдавил я.
– И, ведь, получалось! Господи как это я?
– Да что там ещё было делать?
– Так! – возбуждённо шепнул он, – ты вчера получил зарплату, у тебя рублей четыреста, идем за покупками!
Мы купили бумагу, карандашей и красок.
– Так, сто рублей у нас осталось! – считал он, – это маловато, пока хватит!
– Да, – соглашался морщась я, глядя на скромный пакет, где самой внушительной покупкой был ворох бумаги. Мы рисовали и пейзажи, и портреты, и даже натюрморты, он вздыхал и говорил всегда одну фразу:
– Не то, нет даже и проблеска.
День шел за днём, я как бирюк, сидел в квартире, рисуя всякую всячину, тоска обуяла меня, и было так грустно!
– Может, снова займёмся женщинами?– предложил я.
– Хватит!– отрезал он, – это мы уже проходили! Лучше попробуй какой-нибудь андеграунд: квадрат, шар, треугольник, бесконечность, что-то из фантастики, ну вообрази!
– Эх, а я так мечтал о встрече с тобой, а ты совсем другой!– говорил я ему.
– И ты тоже!– парировал он. – Не отвлекайся, пиши!
– Пиши!– передразнил я, – слушай, нужно выпить, я устал, сколько можно! Рисовать и рисовать! Надоело!
– Ну!– протяжно начал он, закончив совсем неожиданно: «Ладно!»
Бутылка водки, купленная внизу в ларьке, согревала сердце, я нёс её за пазухой.
– В пакет положи! – советовал он.
– Зачем?
– Ладно, иди, объясняй тебе мелочи!
– А ты не объясняй!
– Эх, ну, может, какая-нибудь профессия, что-нибудь эдакое!