Хотя сейчас меня не остановило бы ни оно из её «Нет». Потому что оторвать от фарфоровой кожи с бешено бьющейся на шее жилкой меня не смогли бы все демоны преисподней. А её прикрытые глаза и жаркие вздохи только усугубляли и без того патовую ситуацию.

Безнадёжную в хлам.

И надеяться на мышкину сознательность, страх или ещё какую муть становится бесполезно, стоит встретиться с ней взглядом. С её шальным и напрочь бесконтрольным взглядом.

И порадоваться, что жене я не изменю. Аня ведь не жена.

И с этой вконец охреневшей мыслью я утягиваю мышку в новый поцелуй. Долгий, медленный и насквозь мурашечный. Такой, чтобы нам обоим было ясно, чем закончится эта история. И такой, чтобы она даже не думала сопротивляться.

Потому что поздно.

Правда, смертник, закашлявшийся у меня над ухом, похоже, так не считал.

12. Глава 12. Майя

Выходя из больницы, я натягиваю рукава на пальцы. Поднимаю взгляд к безоблачному сегодня небу. И с силой прикусываю нижнюю губу только чтобы подавить счастливую, то и дело вылезающую не к месту улыбку.

Хуже того, улыбку не оттого, что Крис родила через полчаса после приезда в больницу. Не оттого, что её муж — высокий, накаченный, с лицом человека, который привык улыбаться, успел к любимой. Успел, пронёсся по роддому и едва не выломал дверь в родзал, Кот вовремя остановил брата. Не оттого, какими счастливыми они выглядели, вглядываясь в маленького человечка, которого Никита Воскресенский сразу взял на руки.

Не-ет, вообще не от этого.

И это осложняло и так непростую ситуацию.

Стася меня убьёт.

Тряхнув головой, я не ожидаю, что его ладонь коснётся талии, направляя в нужную сторону. Вот только этого Коту мало. Он не отпускает меня до самой машины, и сам открывает дверь переднего пассажирского. Он же подаёт мне руку и, вложив ладонь, я сталкиваюсь с тёмным взглядом. Замираю, как идиотка.

Чувствую, как его пальцы сжимают мои. Сильно, на грани. И не могу подавить дрожь. Потому что голубые глаза Константина Воскресенского обещают, что из этой мышеловки мне просто так не выбраться. Не отпустит. Не после того поцелуя, который накрыл обоих по самую макушку. Поцелуя, что прервал сам Подольский, сообщая, что Крис с дочкой живы, здоровы и требуют отца семейства.

Судорожно вздохнув, опускаю глаза. И слышу громкий хлопок двери.

Боже, надо было отказаться. Плюнуть на большие деньги, на мнимую лёгкость заказа, на Кота, что, по уверениям заказчика не обращал внимания ни на кого, кроме себя.

И лучше бы так продолжалось и дальше.

Потому что от этого внимания у меня останавливается сердце.

От страха, что он не сдержит слово и отправит меня к отцу. От мути, что появляется в желудке, стоит вспомнить, к кому меня хотел отправить Кот. От желания, что вылезает горящими щеками и бешеным пульсом, стоит встретиться с ним взглядом.

Поэтому я не встречаюсь, засунув подальше всё своё упрямство, гордость и бесстрашие.

Кот трогается с места и в машине раздаётся мелодичный перезвон входящего вызова. И не знаю, что движет Котом, но, пока я рассматриваю ёлки, привалившись головой к окну, он переключает вызов на громкую связь.

— Костя, где ты? — раздаётся холодное от его Ани.

Я криво усмехаюсь, а бабочки в животе дохнут от одного только звука её голоса.

Конечно, Аня. Женщина — идеальная причёска, идеальный глянцевый стиль, идеальное послушание и дальше по списку.

И нет, это не ревность. Какая она может быть к человеку, которого я знаю сутки? А то, что я никак не выброшу из головы наше рандеву в его ванной, так это возраст пришёл. Стася обещала, что рано или поздно на мужиков я всё-таки посмотрю и совсем не так, как на Звягинцева.