. Правда Лоран приписывает папству преходящее значение, считая, что папство необходимо лишь в эпоху, в которой народы находились в умственном и нравственном детстве. Но папство не прекратилось с эпохой детства народов. Чтобы беспристрастно оценить его значение, нужно взвесить как относительную пользу, когда оно приносило когда-то, так и тот великий вред, который оно принесло европейскому обществу, исказив христианскую доктрину, обратив христианство из религии свободного развития в религию личного авторитета, помешав католическим народам черпать вдохновение из бесконечного содержания священного Писания, обратив даровитую романскую расу в духовных автоматов и заставив ее искать духовную пищу в материализме.

История духовного развития европейского общества в этот дореформационный период сосредоточивается на трех пунктах: на борьбе против папского авторитета во имя духа христианской доктрины, на борьбе порабощенного населения за свободу и гражданские права с феодализмом на европейском материке, на борьбе за гражданское и политическое право участия в государственной власти в Англии, Швейцарии, Нидерландах и Италии. Всюду победа в большей или меньшей степени достается порабощенным. Свобода индивида, свобода и почетность труда суть великий результат в истории права этой эпохи.

Второй момент в развитии христианской цивилизации связан с борьбой за свободу мысли, которая доходит до конца, но не во всей Европе: романские племена остаются на стороне авторитета и католицизма. Результатом реформы является блестящий период умственной и политической жизни в странах, принявших Реформацию. Замечательнейшие из политических мыслителей Гизо, Галлам, Кинэ справедливо доказывают, что протестантизм, особенно кальвинизм, чрезвычайно благоприятствовали развитию свободы[133]. Кинэ, посвятивший доказательству этого положения два тома своего сочинения «La revolution», доказывает, что именно протестантизм, а не свобода религии могли способствовать развитию свободных учреждений. «Не представляйте себе, что вы произведете глубокое изменение в государственной теме только, что вы провозгласите свободу культа, ибо нет ничего легче, как превратить это чудо в пустое слово; правительства напрасно страшатся ее: она ни в чем не изменяет темперамента нации. В народе, в котором все верят в одно и то же, и где никто не имеет намерения изменить веру, дать свободу вероисповедания, – это значит ничего не дать… Если бы Лютер и Кальвин ограничились введением свободы культа, они не произвели бы и тени религиозной революции. Что же они сделали? Вот что: осудив прежние религиозные учреждения, они приняли другие и на них построили новые общества. Только этим путем народы, принявшие Реформацию, изменились не только во вне, но и в душе – единственная революция, которая заслуживает этого имени. Почему удалась английская революция? Потому, что она была освящена революцией религиозной»[134].

Реформация принесла с собой почти всюду, исключая Германию, политические права индивиду или по крайней мере увенчала движение предшествующей эпохи.

Третий момент есть период развития сенсуализма или материализма. Это умственное брожение, начавшись в Англии, нашло благодатную почву и во Франции. Но мыслящие люди, вместо того чтобы увидеть мертвящий элемент лишь в католицизме, увидели его в религии, в признании Бога вообще. Они стали искать руководящие начала для регулирования жизни в субъективной воле народа, обоготворяя народную волю, народный суверенитет. Но в народной воле нет ничего, что отсутствовало бы с осознанном содержании нравственных регулятивов. Результат этого направления явилось множество бесплодных революций в среде романских народов, – революций, расшатавших без результата их государство. Сенсуалистическо-материалистические учения противны природе государства, ибо польза, интерес, взятые как верховный принцип, разъединяют членов государства, а не соединяют их в одно целое.