В глубине души она понимала, что это заявление сродни вчерашнему митингу по защите памятника. Было ясно, что оно не возымеет никакого действия. Остановить несущийся с горы камнепад уже невозможно. Но очень хотелось верить, что остается еще хоть один шанс сохранить свой мир в неприкосновенности. Признать, что твой жизненный опыт уже изрядно поизносился и не годится для сегодняшней жизни, было очень трудно.
Жалоба была написана быстро, хватило получаса. Алина положила лист в папку и отправилась в партком.
Кругленькая секретарша приняла заявление и с любопытством взглянула на Алину, но удержалась от вопросов.
На обратном пути Алина зашла в магазин и купила полуфабрикатов. Готовить последнее время не хотелось.
Дома ее ждал сюрприз. Уже открывая дверь, она почувствовала, что в квартире кто-то есть.
– Вернулся все-таки! – с облегчением подумала она.
Но это был не Борис. Навстречу ей из комнаты вышла дочь. Она была в своем подростковом халате, с полотенцем на голове. Халат уже был ей маловат, поэтому казалось, что она за прошедшие три месяца очень выросла.
– Лерочка, почему ты не сообщила? – воскликнула Алина, обнимая дочь.
– Я дала телеграмму, но тебя, видимо, не было дома, когда ее принесли. Правда, даже если бы ты была дома, это бы ничего не изменило. Мне ее отдала соседка полчаса назад. Сказала, что вечером принесли, – объяснила Лера.
– Я рано легла спать и не слышала звонка. Ты одна без мужа?– спросила Алина.
– Да, я приехала одна, совсем ненадолго. Надо забрать кое-какие документы, – сказала Лера.
Дочь внимательно посмотрела на нее.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.
– Гораздо лучше, чем может себя чувствовать брошенная жена. Я так понимаю, что ты уже знаешь, что учудил твой папочка? – сказала с горькой усмешкой Алина.
Она уже прошла на кухню и начала выкладывать купленные по пути продукты.
– Мамочка… , – начала дочь.
– Не надо ничего говорить. Я так понимаю, что вы с отцом давно обсуждали эту тему, – повысила голос Алина.
Дочь смотрела на нее молча, также, как смотрел ее отец во время семейных ссор.
Борис знал, что вспыльчивой Алине надо дать возможность высказаться. Ее раздражение обычно быстро проходило, после чего можно было спокойно продолжать разговор. В начале семейной жизни ему даже нравилась ее импульсивность. Потом он просто старался уходить от разговора, стараясь не вслушиваться в ее слова.
– Тебе, как нормальной дочери, следовало бы рассказать мне о том, что происходит. Тогда бы сейчас я не выглядела бы идиоткой в глазах окружающих. Ты давно знала о существовании этой женщины? – продолжала Алина, не то спрашивая, не то утверждая.
– Мамочка, давай поговорим спокойно, – сказала дочь, усаживаясь за стол.
Пока Алина ходила по городу, дочь сварила пельмени из морозилки и сейчас раскладывала их по тарелкам.
– Разве можно разговаривать спокойно о том, что отец намерен разрушить нашу семью? – возмущенно произнесла Алина.
– Мама, если бы ты была более внимательна, то заметила бы, что семьи у нас нет уже давно. Вернее, она существовала в какой-то странной форме. Отец всегда старался улизнуть куда-то при каждом удобном случае, а ты была занята только своим пением, – сказала Лера.
– Как ты можешь говорить такое? Разве я не любила твоего отца? Или тебе уделяла мало внимания? – задохнулась от возмущения Алина.
– Отца ты, наверное, любила. Но так, как можно любить родственника. Младшего брата, например. Он должен бы тебя слушаться и подчиняться. Даже в квартире нет ни одного уголка, который был бы только его, – Лера перевела дух.
Этот разговор давался ей с трудом.