Как только Джек уходит, я спрашиваю Лия́:

– Всё в порядке?

Она прикусывает нижнюю губу.

– С пекарней всё хорошо?

– Да, а что?

Она вздыхает.

– Нашему магазинчику сейчас трудно.

Что? Не может быть.

– Лия́, мне так жаль. – Не знаю, что ещё сказать.

– Всё плохо. У нас мало времени, чтобы всё исправить. А я… я боюсь, что это я виновата.

– Как это вообще может быть твоей виной? – спрашиваю я, хотя меня это нисколько не удивляет. Она слишком часто винит во всём именно себя.

Как только она заканчивает рассказ о том, что давно не бывала в магазинчике и не исполняла желания, я инстинктивно наклоняюсь вперёд и кладу ладонь ей на руку.

– Ты. Не. Виновата, – медленно, чтобы фраза лучше усвоилась, говорю я. – Но это полный отстой, и мы не будем сидеть сложа руки.

– Мы? – с надеждой спрашивает она.

– Ну, если хочешь. Начнём с «Магазинной лихорадки».

Лия́ активно кивает.

Я наполняю чашки чаем, и Лия́ дважды стучит по столу тремя пальцами, чтобы поблагодарить меня. В моей семье такой традиции нет, но вот в семье Хуан так делают все. Говорят, что Цяньлун, император из династии Цин, однажды инкогнито отправился в путешествие по стране, чтобы узнать, как живут его подданные. Обычай требовал, чтобы после того, как он нальёт чай своим сопровождающим, они благодарно поклонились, но они не могли сделать это и не выдать его. Поэтому они стучали тремя пальцами по столу: два пальца символизировали вытянутые при поклоне руки, а третий – склонённую голову. Постепенно такое постукивание превратилось в жест бессловесной благодарности тому, кто наливал чай. По-моему, эта традиция пришла из кантонской культуры, и, поскольку семья матери Лия́ происходит из Гонконга, скорее всего, они привезли её с собой, а отец и бабушка Лия́ научились у них, хотя и переехали с Тайваня.

Попивая дымящийся улун, мы с Лия́ обсуждаем идеи, а потом к нашему столику с фанфарами подлетает мистер Чэнь, хлопая в ладоши и приплясывая. Из-за его спины выходит Джек с блестящей уткой по-пекински.

Мы с Лия́ взволнованно переглядываемся.

– Ух ты, мистер Чэнь, вы превзошли самого себя, – я не могу не сделать комплимент.

Мистер Чэнь нарезает для нас утку и складывает кусочки на большую сервировочную тарелку рядом с жюльеном из зелёного лука и огурцов. Джек ставит на стол соус хойсин и домашние бины – тонкие мучные лепёшки.

Мистер Чэнь показывает ножом для нарезания на лепёшки.

– Бин и лапша – брат и сестра!

«Он такой милый», – одними губами говорит Лия́, а я улыбаюсь.

– Мне свернуть их для вас? – спрашивает мистер Чэнь.

– Я справлюсь, – тут же говорит Лия́.

– Ах, так ты помнишь, чему тебя учили? – ухмыляется мистер Чэнь.

– Да, сэр, – отвечает Лия́, в шутку салютуя. Она берёт палочки и ловко подхватывает ими одну из лепёшек. На неё она кладёт несколько кусочков утки, чуть-чуть огурцов и зелёного лука и пол-ложки соуса. А потом, что особенно впечатляет, как-то умудряется полностью завернуть палочками начинку в бин – правая сторона, левая, нижний отворот, потом перевернуть всю лепёшку на оставшуюся часть.

Мистер Чэнь хлопает её по спине.

– Хорошая девочка.

Лия́ лучезарно мне улыбается.

Похоже, у меня отвисла челюсть. Я закрываю рот.

– Поверить не могу, что ты вытворяешь палочками такое.

– Он научил меня этому на мастер-классе после того, как моя лапша утонула.

За кадром осталась вторая причина: Лия́ очень боится микробов и старается трогать еду руками только при крайней необходимости.

Она сворачивает нам обоим роллы с уткой по-пекински – себе без зелёного лука, – а потом мы подхватываем их палочками и стукаемся, словно чокаясь бокалами. Я хочу что-нибудь сказать, но мне в голову приходят только совсем уж слащавые банальности. А сладости не слишком хорошо сочетаются с уткой по-пекински – по крайней мере, насколько я знаю.