За едой мы продолжаем обсуждать, как можно повысить доходы её магазинчика; конечно, я хочу помочь ей и просто ради того, чтобы помочь, но, видя надежду и облегчение в её глазах, когда мы говорим о какой-нибудь интересной идее, стараюсь сгенерировать таких побольше.

Гениальная идея приходит, когда мы соединяем головы вместе – почти буквально. Мы так сосредоточены, что наклоняемся друг к другу над столом.

Всё начинается с фразы Лия́:

– Думаю, Циси будет ключом ко всему.

Праздник Циси – его ещё иногда называют китайским Днём святого Валентина – не слишком известен в китайских общинах Америки, но бабушка Лия́ оживила его для нас, и он приобрёл немалую известность на местном уровне – о нём всегда пишут в газетах и указывают в каталогах летних событий Чикаго.

Лия́ продолжает:

– Это наш самый большой праздник до истечения двухмесячного срока оплаты долга.

Два месяца? Она говорила, что всё плохо, но я даже не представлял насколько.

Стараясь сохранить в голосе надежду, я отвечаю:

– И ты хочешь, чтобы фестиваль стал ещё больше и лучше прежнего?

– Ага. Я открыта для любых идей. Это лучший шанс заработать много денег.

Я задумчиво киваю. Она прикусывает нижнюю губу.

После нескольких неудачных идей я опускаю взгляд на воду в прозрачном стакане, и тут меня осеняет.

– Вода! – выпаливаю я.

Её лицо тут же загорается оптимизмом, она радостно кивает. Блин, мне надо несколько секунд, чтобы прийти в себя. Сколько ещё людей, услышав такие странные слова, не уставятся на меня так, словно у меня вода из носа полилась, а заинтересуются?

– Вот, смотри, – говорю я, закрывая глаза и сопровождая слова жестами. – Что, если… мы зажжём не только небо, но и… – я делаю драматичную паузу, – воду?

Я открываю глаза и радуюсь, видя, что Лия́ всё ещё воображает, жмурясь.

– Водные фонарики! – заканчиваю я. – Кто-то же их делает, верно? А если нет, мы сможем сделать их сами!

Лия́ моргает и достаёт телефон. Её пальцы мелькают над экраном – она вводит поисковые запросы и, закусив губу, прокручивает результаты.

Через несколько минут она показывает мне экран.

– Смотри.

Фотография угловатых светящихся бумажных фонариков, усыпавших поверхность воды. Я улыбаюсь.

– Красивые.

Лия́ указывает на экран.

– Это как раз то, что надо, чтобы вывести празднование Циси на новый уровень. Но, думается мне, это только начало.

Приносят остальную еду. Я беру зелёный лук из её тарелки и перекладываю в свою. Лия́, словно пулемёт, излагает одну идею за другой. Я пытаюсь помогать, но ей это особенно и не нужно. Она рулит, а я – просто пассажир. И это офигенно.

Когда нам приносят чек, мы уже полны до отвала. Уткой, лапшой и (для меня) счастьем. (Не беспокойтесь, ужин закончился, уже можно сказать что-нибудь приторное.)

Лия́ быстро хватает чек, намного опередив меня – мне даже двигаться тяжеловато. Я стону. Она тоже стонет – но совсем по другой причине.

– Что такое? – спрашиваю я.

– Ничего, – лжёт она.

– Нет, не ничего. – Я отбираю у неё счёт.

Вот ведь… Утка по-пекински довольно дорогая.

– Это и благо, и проклятье, да? – говорит она, пожимая плечами.

Я точно знаю, что она имеет в виду. Я обожаю нашу общину и жизнь в ней, но к ней всегда примешиваются определённые трудности. Например, мы не можем выбирать, что есть, и не знаем, сколько придётся заплатить.

– Я заплачу, – говорю я, но она уже качает головой.

– Этот ужин устроила я в благодарность тебе, – возражает она.

– Давай разделим пополам.

Она колеблется.

– Пожалуйста, – пытаюсь настаивать я. Это у её семейного магазинчика трудности, а не у моего. Она не должна тратиться на меня.

Она едва заметно кивает.