И эта уверенность присутствовала и сейчас, когда, потратив 50 листов бумаги и 168 часов жизни на банальный хорей, он шел в полумраке красивой старой улицы. Парень то и дело входил в ореолы света от фонарей, а проходя их, снова оказывался во тьме.
Он пытался постичь причину, по которой ощущал, что что-то идет не так. Каждый раз, когда его жизнь становилась невообразимо однообразной и пресной, он находил себе ту, на которой мог зациклить свое внимание. И дальше было все как сейчас: свет сменялся тьмой, радость – печалью, ссоры – смирением.
В конце концов все это начиналось по доброй воле и продолжалось так же. Он ведь не знал, что все действия – лишь обреченный на провал шаблон. И конечно понятия не имел, как кого-то любить.
И так, в очередной раз выполнив весь ритуал с начала, он шел вдоль ночной улицы на встречу своей музе.
Они были вместе. Он не верил, он касался ее, он был счастлив. Опьяненный дофамином молодой парень прижимал к себе руки девушки, его глаза блестели, лицо святилось. Приглушенный свет кафе падал на светлые локоны девушки, а ресницы, стыдливо опущенные, отбрасывали милую тень на ее лицо.
Они говорили о чувствах, они говорили о его стихах, о горе и счастье. И как это часто бывает с влюбленными, незаметно для себя растворялись в разговорах и друг друге.
И все-таки что-то было не так. Что-то от чего, ему было тяжко на душе.
Да, Александр был хорош, умен, целеустремлен, загадочен. Но характер у него был детский. Парень не желал, как и многие в его возрасте, видеть очевидные ошибки и признавать их. Он боялся отступить от хорошо знакомых шаблонов. Саша хватался не за свободу даже, а за эфемерность. И эту эфемерность находил в недоступных людях.
4
Ты мою боль не увидишь ни за что,
Но я твою почувствую за мили.
Где-то за городом, близь красивого густого леса возвышался большой загородный дом. В этом доме элегантная женщина среднего возраста размеренно шлепала босыми ногами по шикарному дубовому паркету. На ней был шелковый халат, а в руке бокал темно-красного вина. Все в ней было идеально-неидеально: темные волосы красиво выбивались из пучка, светлая кожа слегка мерцала в лунном свете. Только глаза были беспокойны, в них явно читалась тревога. Она задумчиво вглядывалась в тьму, будто искала кого-то глазами. Искала и не находила.
«И хорошо.» – думала женщина.
Она взяла со стола телефон, нашла в нем контакт сына и приложила к уху.
Спустя неприлично большое количество гудков, по ее мнению, женщина все же услышала голос:
– Да, что ты хотела?
– В это воскресенье мы тебя ждем.
– В это воскресенье я не могу, занят.
– Александр, это не обсуждается. Ты приедешь с Софьей.
– С Со… – он осекся и взглянул на девушку рядом, – не приеду, тем более не повезу никого с собой.
– Александр, они придут. Мы не можем больше ждать.
– Я перезвоню.
Женщина не принимала возражений ни от кого, даже от своего чада. Она прекрасно знала, что тот сделает все, что она скажет, скрипя зубами. Она была уверена во всем, что делала.
Но сердце этой женщины потрясающим образом заболело именно сейчас. Когда она была уверена в своем решении.
Ветер колыхал верхушки деревьев в лесу, и там, среди темных крон скрывалось то, что ее пугало больше всего на свете.
5
Алек вынырнул из кафе, крепко сжимая руку девушки. Единственное, чего он сейчас хотел, это решить нависший дамокловым мечем вопрос.
– Поезжай домой, мне нужно решить один вопрос.
– Конечно, только не задерживайся. Я соскучилась.
От последней фразы его передернуло. Будто Соня стоит и с грустными глазами говорит это, а не его муза.
«Прочь из моей головы!» – сказал он сам себе, изгоняя призрак бывшей из мыслей.