– Ты чего? – фальцетом психанул Фархад, бросая сумку на тротуар и замахиваясь инстинктивно в ответ.

Ерлан перехватил его руку и ударил снова, на этот раз сильнее, одновременно воскликнув:

– Идиот, ты забыл, почему сюда приехал? Если хочешь драться, оставался бы в ауле.

При последней фразе драчливый паренек осёкся и сник, вся воинственность куда-то улетучилась.

– Вот, так-то лучше, – бодро отметил Ерлан. – Подними свое имущество и пойдем домой.

Фархад, глядя исподлобья, нагнулся и схватил брошенную сумку напряженной клешней. Ерлан посмотрел на него со снисхождением:

– Знаю, усмирять гордыню – это тяжело. Для большинства людей это вообще невозможно. Взять хотя бы того здорового кретина, с которым ты чуть не сцепился. У него два преимущества – это молодость и сила, и он этим пользуется, гася таких коротышек, как ты… Ну, ну, не надо опять на меня зверем смотреть. Разве ты не коротышка? С ростом полтора метра и сорока килограммами веса как-то не очень умно бросаться на агрессивных амбалов. Успокойся и занимайся своими делами, а этот идиот обязательно встретит свою судьбу и очень скоро.

– В смысле? – понуро огрызнулся Фархад.

– У него на лбу тюремная печать, – авторитетно заявил Ерлан. – Я уже таких видел, и каждый раз оказывался прав. Ему на свободе осталось полгода, ну, может чуть дольше. А потом он завалит кого-нибудь и отправится туда, где его габариты не будут иметь никакого значения. Когда двадцать кидаются на одного, да еще и сзади, исподтишка…

– Ты что, там бывал?

– Конечно, бывал, – радостно признался Ерлан. – Только не по уголовке, конечно. Пятнадцать суток административного ареста терпеть приходилось. Слишком уж я заметный, да и в прошлой жизни, видать, много чего натворил, поэтому ловили за самые невинные мелочи, которые другим легко сходят с рук. Это только тебе повезло: человека почти прирезал и на свободе ходишь.

– Он сам полез, – пробормотал Фархад сквозь зубы.

– Сейчас это уже никому не интересно, – сказал Ерлан, глядя собеседнику прямо в глаза. – Тебе нужно помнить только одно: за всё, что ты сделал, всегда придется отвечать – рано или поздно, но обязательно придется.

– И что, меня поймают, ты это хочешь сказать?

– Нет, тебя не поймают, если будешь делать, что я скажу.

– И что я должен делать?

– В твоем случае – усмирять гордыню, – подсказал Ерлан.

– Это как? Стегать себя плёткой и носить кандалы?

– Когда носят добровольно, это не кандалы, а вериги, – поправил Ерлан. – Вообще, было бы нелишне. Но у тебя, помимо дерзкого характера, проскальзывает иногда еще и небольшое количество здравого смысла, и даже имеется некоторая начитанность, раз уж ты знаешь про плётки и вериги. Поэтому, думаю, в твоем случае не всё потеряно. Будешь сутками и неделями без сна и отдыха читать молитвы, которые я тебе дам. И только попробуй еще хоть раз огрызнуться – бить буду уже не кулаком, а чем-то потяжелее.

Несмотря на угрожающие нотки в голосе Ерлана, со стороны казалось, что два старых друга ведут милую беседу, мирно прохаживаясь в густой тени деревьев. Перепрыгивая через журчащие арыки, они вошли в арку одного из высотных домов в районе ЦУМа и поднялись на последний этаж.

– Оставим твои вещи, потом выйдем на работу, – отрывисто сообщил Ерлан, постучавшись в старую, обитую лакированными рейками дверь.

Лязгнул замок, и в дверном проёме показалось недовольное заспанное лицо – долговязый худой прыщавый мужчина лет тридцати с длинноватыми патлами чёрных вьющихся волос и очками ботаника на широком впалом носу. Очки выгодно увеличивали исключительно маленькие бегающие глазки, взирающие на мир с перманентным выражением настороженного внимания. Мужчина глянул на Фархада без всякого интереса и, вздохнув, ушел на кухню.