И нет, у меня нет желания раздирать себе руки в кровь, чтобы наконец-то покорить эту гору, над которой парит фамилия «Рассел», окутанная божественным свечением и звуками церковного хора на заднем плане. Но каждый раз. Каждый долбаный раз, когда мое сердце замирает рядом с Лиамом, я вспоминаю, как почти четыре года назад мне кристально ясно дали понять, где мое место. И оно никогда не было рядом с ним.
Мне нельзя снова быть ослепленной Расселом, потому что в итоге это солнце сжигает насмерть обычных смертных, даже если иногда я до ломки костей жажду греться в его лучах.
– Пульс зашкаливает. – Зак врывается в парилку, обеспокоенно глядя на меня. – Что с тобой сегодня?
– Плохой день в аду. – Я выключаю дорожку, срываю датчики и ухожу, задыхаясь от нехватки воздуха и срывая промокшую от пота футболку.
Мне нужно что-то сделать со своей головой. Иначе я рискую провалить сезон. А Уильям Аарон Рассел III не стоит этого.
А что насчет Лиама? – шепчет бестолковое сердце.
***
Идет четвертый час съемки для бренда Натали. Я успела сменить четыре комплекта нижнего белья и четыре раза взмолиться всевышнему.
Утренняя тренировка с Заком теперь кажется раем.
– Не прикрывай рукой шрамы, ты выглядишь скованной, мы сможем это потом убрать при ретуши, – шепчет Натали, поправляя лямки лифа у меня на плечах.
Я вздрагиваю от ее холодных рук и делаю глубокий вдох, представляя, что нахожусь где-нибудь на Багамах, потягивая коктейль из кокоса.
– Прости, прости, еще чуть-чуть, – причитает она, подтягивая лямку.
Я могла бы отказаться от всего этого, но для Натали важно ее детище. А она важна для меня. Поэтому я стискиваю зубы и терплю.
Радует то, что меня касается только Натали. Я почти привыкла к ее рукам. Объятия и вовсе зачастую ощущаются приятными. Но у меня есть участки тела, которые особенно чувствительны. Шея, плечи, внутренняя поверхность бедра. И губы. Я не фанат поцелуев. Иногда кажется, я вообще не фанат всего, что приносит удовольствие и радость. Мило.
– Последние двадцать кадров. – Нат ободряюще кивает. – Ты сможешь. Помни про руки, убери их от бедер.
– Хорошо, – выдыхаю я и в миллионный раз прислушиваюсь к ее просьбе по поводу шрамов.
Это просто рефлекс. Я не контролирую свои движения. Мне просто хочется прикрыть уродство, которым я сама же себя и наградила. Нат в курсе откуда они, но не в курсе того, что за ними стоит.
Вспышки камеры мелькают и мелькают, ослепляя меня. Я стараюсь расслабиться и быть секс-бомбой, а не человеком с рекламы таблеток от боли в животе. Натали говорит, что идеальная формула расслабленного лица – расслабить мозг и напрячь ягодицы. Это я и делаю.
Если с ягодицами все в порядке, то с мозгом явные проблемы…
– Ура! – Хлопает в ладоши Нат. – Ты была прекрасна, как и всегда.
– Ты мне врешь, чтобы я не расстраивалась, – усмехаюсь я, поднимаясь с пола.
– Когда я тебе врала? – Она откидывает светлые волосы, уложенные в голливудскую волну, и упирает руки в бедра, на которых отлично сидят брюки палаццо. Натали знает толк в моде.
– Как насчет… Вчера?
Я направляюсь в раздевалку, потому что меня уже трясет от холода. Четыре часа на ледяном полу явно скажутся на моих почках. Мне нельзя заболеть. Мне вообще нельзя подвергать свою жизнь опасности. Гас даже запрещает ездить за рулем вне трассы во время сезона. Логику я не особо понимаю, ведь моя деятельность идет рука об руку с риском для жизни. Но он говорит, что в рамках гонки мне угрожает двадцать-тридцать водителей, а не половина придурков города, которые не умеют водить.
– Это не считается. – Отмахивается Нат, протягивая мне джинсы. – Ты отлично справилась и без меня.