– Зови меня просто Саша, – улыбнулась женщина.

– Я думал попробовать нарисовать ваш дом. Общим планом и вот такой крутой вид с террасы.

– Мама, Герберт у нас будущий великий художник, – засмеялся Стюарт.

– Ой, скажешь еще! Может, ничего и не выйдет, – я легко толкнул друга в плечо.

– Главное верить в себя, – проговорила женщина, кивнув. – Знать, что хочешь от себя и от мира. Мой супруг смог со своими коллегами построить целое предприятие, вознесся и упал. Акции фирмы рухнули и все закрылось. Зато денег, которые он успел заработать, нам еще надолго должно хватить… А пока он пьет.

– Не будем об этом, мама, – спокойно сказал ей Стюарт.

– Зато наглядный жизненный пример! – показал я пальцем в потолок. – Любой опыт – по логике все равно опыт, но лучше, конечно, на хорошем учиться.

Вскоре тетя Саша ушла. Мы остались вдвоем с другом. Несмотря на приятное настроение, на чудесный дом, на потрясающую дружескую атмосферу, меня одолевало несколько мрачных мыслей.

– Прости, я могу спросить… – не знал, как сразу подобрать слова. Решить говорить напрямую. Ведь именно это и любил друг. Он все поймет. – Мне показалась или твоя мама выглядит слегка болезненно?

– Да, немного приболела. Какая-то аллергия. Врачи так сказали, – ответил Стюарт. – Я пока в медицине не силен, потому ничем не могу ей помочь. Но вот с ее недугом теперь повод есть зато все изучать!

Аллергия… Надеюсь, того придурка-врачу засудили. Хотя лучше всего таких казнить! Через полгода его маме стало еще хуже. Даже знаний и способностей Стюарта не хватило. А через год она совсем слегла. Доктора бились над ее болезнью, но особого результат. Куча анализов, методы проб и ошибок. И в конце концов выяснилось, что у женщины была какая-то новая форма рака, которая еще не встречалась в медицине. Врачи предлагали несколько дорогостоящих операций, но у семьи и так не хватало денег. Оставалось только заложить дом.

– Родные мои, живите дальше! О живых, о себе нужно больше думать, чем об умирающих, – голос женщины звучал, как звук угасающей гитарной струны в светлой больничной палате. Каждый вздох сопровождался хрипом. – Я вас люблю, мои милые! Я прожила свое!..

– Нет, мама! Я что-нибудь придумаю! Обязательно! У нас будут деньги! Плевать, как я это сделаю! – сидящий рядом Стюарт держал ее руку. Смотрел в ее покрасневшие, полузакрытые глаза.

Уверен, в этот момент что-то переклинило в моем друге. Не мудрено после таких потрясений! Он ухватился за эту совершенно сумасшедшую идею, как хватаются за надежду выжить те, кто уже в глубине души понимает, что неизбежно умрет. Как же это погано! Я никогда не изображал на своих полотнах бога. Скажу, как есть – он не заслуживает этого, ни капли нашего внимания, за все, что делает с миром. Что творит… Своим бездействием!

Всю эту историю я уже услышал от других знакомых…

– Прости, я должен был все понять сразу, – проговорил я неловко. – Не место и не время…

– Ничего. Это жизнь. Ее уже давно нет. Я не успел… Даже не представлял, что это займет столько времени. Не просто нужно создать штуку, которая может отслаивать от себя купюры, как в гребаных сказках. Это жесткая наука, математика, сеть – все соединить между собой. Ох, нет пути назад. Я пообещал матери, пообещал себе. Я доделаю ее!

Я лишь кивнул другу. Больше нечего мне было добавить. Нечего вообще было начинать этот давящий разговор. Все так хорошо шло. И бац, херни навалил, как я сам про себя говорю, написав на картине что-то неподходящее.

Некоторое время мы сидели в тишине. Заказали еще чипсы и напитки. Я прошелся взглядом по дальней части зала. Глаза расширились и, казалось, вспыхнули огнем от череды воспоминаний. Вот что значит давно! Прошло столько лет, но это почти не поменялось.